На перекрестках «коллективной воли» (W)

[turaru]

Отсутствие консенсуса в массовом сознании давно формулируется в соответствующей стихийной терминологии: «болевые точки общества», «душа болит». Болеть может там, куда попал вирус, где колют и режут, куда бьют. В эпоху глобализма бьют глобально и синхронизированно, а фактор территории не имеет значения. Живем в Америке – посмотрим, что болит у американцев.

   Даже видавшему «тоталитарные» виды человеку, размах «антиглобалистских» и антивоенных сайтов Америки ударяет по мозгам. Немыслимое количество «революционных» центров с отделениями во всех частях мира. Я тоже против войны, но помню свой шок, когда в первый раз увидела антивоенную манифестацию в центре Бостона. Какие-то нескончаемые колонны совсем молодых ребят. Они все шли и шли, и была одна мысль: кто это все направляет? Взрослые, сосредоточенные лица. Это же «общее» выражение лиц я тоже почти с ужасом наблюдала на марше в Вашингтоне, собравшем около миллиона человек. Экстаз толпы, скандирующей странные лозунги, синхронно реагирующей на выступление ораторов. Ассоциации эти ребята, словно погруженные в глубь себя и становящиеся монолитной, дышащей энергией резонанса толпой, вызывали нехорошие. Но вместо конкретного ответа на вопрос, кто в конце концов за всем этим стоит, особо болезненные реакции американских сайтов отсылали к человеку, давно умершему. На целом ряде форумов все чаще в качестве главного виновника бед современной Америки назывался призрак - покойный итальянец Антонио Грамши. Наверное, и русскому читателю это имя не много скажет, а американцев призывали «в целях самосохранения» немедленно изучить его труды. По мнению автора интернет-портала Форум консервативных новостей, все беды Америки оттого, что «учение Грамши стало здесь практическим руководством к действию». Грамши, говорит автор, рассматривает любое общество, включая Америку, как арену, где маргинальный элемент необходим привилегированному классу для удержания власти через провокацию постоянных конфликтов. Грамши показал, как капиталистическое общество работает и как его можно захватить, систематически смешивая его идеи, подменяя понятие «здравый смысл». Это современный Макиавелли, который убежден, что более важен «метод», «технология захвата», чем экономика. Почитайте же, что Грамши пишет, настаивает американец, и приводит пространную цитату:

   «Есть пропасть между управляемым и управляющим, что же держит их вместе? Что вообще в классических институтах поддерживает установленный порядок вещей? Семья, церковь, школа, гражданское общество и его организации. Никакие другие институты не станут блокироваться с государством. Значит, революции, которая хочет перехватить гегемонию, надо изменить мозги, изменить консенсус, изменить институциональную работу. Успех будет на пути внедрения в общество новой системы ценностей, веры и морали. Системы, которую общество примет. В нем должна быть «органичная интеллигенция», лидер, который растет с группой как сознательный и органичный организатор. В общинах главным должен стать неформальный лидер - «один из нас», «один из группы». И в школах тоже обучение должно быть организовано соответствующим образом: одних учат, как управлять, других – как подчиняться. За этим осуществляется непременный контроль – прямо или косвенно, не явно…»

   Процитировав таким образом Грамши, автор задается вопросом: «Вы что, не видите, что Америка живет по Грамши? Нам долго внушали, что мы должны быть терпимыми. Что это означает? «Вы должны принять наши ценности и не возражать. Если вы возражаете – вы изгой». Потому что идеи уже подогнаны под «их» здравый смысл. Вы понимаете, откуда у нас политкорректность? Почему у нас группы в коммюнити больше походят на пропагандистов и агитаторов, чем на ассоциации общин? Почему у нас школы с дикими программами, а школьный бюджет тратится на какие-то невероятные курсы? Почему церковь стала местом политических диспутов? Почему созданы мириады гражданских ассоциаций с разрушительными и разъединительными целями? Почему СМИ работают как пропагандистские машины, а не как создатели новостей?». Другой «рядовой американец», тоже консерватор, недавно организовал нечто вроде «клуба сопротивления» Грамши и приглашает присоединиться всех, кто солидарен с его идеей.

   Парадоксально, но имя этого политика, умершего почти 70 лет назад и не слишком часто попадающее на страницы известных американских газет и журналов, имеет прямое отношение к политтехнологиям, укрепившимся в современном мире. Да и факт нечастого упоминания «пропагандиста-призрака» в широкой прессе скорее подтверждает справедливость стихийных и путаных упреков, которые адресуют покойному Грамши члены «сопротивления» американского интернета.

   Не одних россиян сильные мира сего привычно держат за болванов. К слову, ни в одной стране мира нет такой широкой, но скрытой от обывательского взора специальной библиографии и не написано такого количества диссертаций, касающихся различных сфер американской жизни – истории, культуры, философии, политики, спорта, образования, рекламы, пропущенных через каток теории Грамши, как в Америке. Главные итальянские «грамшиведы» из Института Грамши переадресовывают ученых за самой полной информацией по «своему революционеру» в американские исследовательские центры.

   Завещание призрака

   Что же этому итальянцу не дают успокоиться и в гробу, почему к его теориям столь непреходящее и глобальное внимание? Антонио Грамши - журналист, театральный критик, основатель Итальянской компартии, депутат парламента. В 1926 году, несмотря на парламентскую неприкосновенность, был арестован фашистами Муссолини и брошен в тюрьму. По его делу было несколько приговоров. По последнему он был осужден на два десятка лет заточения, и биографы часто цитируют слова судьи: «Этот мозг мы отключим на двадцать лет». В 1937 году Грамши умер от кровоизлияния в мозг, три года пробыв на воле, выпущенный по амнистии в 1934 году ввиду тяжелой болезни. В 1929 году в тюрьме у него появилась возможность писать, и все пять тюремных лет он писал свои «Тетради из заточения» («Quaderni dal carcere»), не принесшие ему открытой славы, но оставившие его мозг включенным и по сей день. Были и «Письма из заточения» («Lettere dal carcere»), опубликованные уже много лет спустя его смерти, препарированные переводами и исследователями и частично цепко оберегаемые от постороннего интереса.

   Эти-то тюремные тетради с письмами и стали причиной того, что мозг Грамши так и не отключен, хотя его прах 70 лет как захоронен на Английском кладбище в Риме, лишний раз подтверждая слова Достоевского, что жизнь лишь продолжение старых споров, которым не смолкнуть и в могилах. Когда нынешние американские неоконсерваторы костят Грамши, пытаясь через острие критики этих теорий сместить «вечный спор» к противостоянию методов республиканцев и демократов, «чувства современности» им явно не достает. Современная политтехнология как раз и особо сильна тем, что размыла всякую идеологию, позиционируясь «вне добра и зла». Тут и на себя не мешало бы республиканцам оборотиться. Тот же Карл Роув, главный в предвыборном штабе Буша, числится среди «новых макиавеллистов» – а это уже почти калька с «грамшистов». «Новые левые», еще при Рейгане перебегавшие толпами к республиканцам, принесли в лагерь консерваторов и всю грамшианскую деструктивную технологию провокационного конфликта и подмены понятий с его агрессией в «культурное ядро» и всепроникающей практикой насильственного захвата гегемонии «прямого действия - «action directe». Недаром штаб-квартира видного перебежчика из демократов Дэвида Горовица, спонсируемого миллионами республиканцев, называется Центр народной культуры, и он целится прежде всего в «культурное ядро», метит расчистить Голливуд с его гегемонистским влиянием на масс-привычки, а вчерашние снобы - «рядовые» неоконсерваторы вовсю пропагандируют на массовых веб-сайтах.

   «Ястребы»-неоконы и вовсе «грамшиане»-подражатели, как, впрочем, и другие протагонисты современной индустрии театра террора. В их стилистике отчетливы пристрастия к провокации синхронизированных, как в триединстве греческой трагедии, иррациональных элементов террора и ужаса в глобальном пространстве, на фоне руин крушения сакральных символов, воспринимаемых мифологизированных сознанием как «перст судьбы», а тут на тебе – бог из машины, «Deus ex machina», и проблема, подданная в виде религиозной и цивилизационной войны, с мифологизированным противостоянием демократии и тоталитаризма, добра и зла, с героями и злодеями – призраками, благополучно решается с измененным под влиянием «очистительного катарсиса» сознанием толпы, раздавленной хаосом, вернувшейся к своему врожденному «инстинкту подчинения».

   Это все принципы «технологии» захвата и удержания гегемонии по Грамши, и надо быть крайне нелюбознательным, чтобы не задаться очевидным вопросом: нет ли в нынешней мировой политике подобной драматургии? . Но все-таки что это за атака на «культурное ядро» и в чем смысл этой заразительной теории, открытой Грамши?

   Позволю себе оценку, не разделенную пока специалистами. Итальянец Грамши, сколько бы его ни хвалили и ни хулили, ничего ровным счетом в теории обществоведения не открывал. Он просто, то ли в силу полученной в детстве травмы головы, то ли в результате общего критически ухудшегося в заточении состояния физического и душевного здоровья, решился на то, чего не мог бы себе позволить ни один здравомыслящий политик. Он не стал тратить время на попытки разоблачать «тайные силы зла», выступая от имени «сил добра», что испокон веков чередовалось среди оппонентов разных версий миропорядка – кто ж на это стал бы обращать внимание, идеологическая схема нейтрализации таких «разоблачений» была веками отработана, а из чередующихся противостояний «добра-зла» власть черпала силы и извлекала свой постоянный профит.

   Грамши, вскрыв идеологическую схему воспроизводства власти и ее тайных пружин и бенефициариев, саму идеологию отбросил как несущественную. Раскрывая механизмы «тайной власти», он одновременно отдал из рукава шулера- кукловода в руки толпы-марионетки простейшую технологию манипуляций по захвату власти во всех ее омерзительных проявлениях и уже напрочь очищенную от необходимого идеологического лицемерия о «будущем благе» этой самой толпы. Написал эдакий практический учебник обыденно-вечной манипуляции сознанием, обойдя «дымовую завесу» спора о «сакрально-конспирологической составляющей» или других сущностных или мессианских категориях. Коммикс по захвату власти, как явной, так и тайной. Такого себе не мог мог позволить никто и никогда – Грамши подбрасывал всему мировому населению ту иглу, на которой была «Кощеева смерть». «Дорогая Таня, - писал Грамши в «письме из заточения» 27 марта 1927 года, - я одержим (и это, я думаю, феномен собственно заточения) такой идеей: надо бы сделать что-то fur ewig (для вечности – Прим. Авт). Хочу заняться интенсивно и систематически этой темой, которая меня поглощает и концентрирует мою внутреннюю жизнь». «Эта тема» для вечности знаменовала интуитивное проникновение в системные файлы глобальной истории и вылилась в написание своего рода программного обеспечение по захвату власти для «чайников», скрупулезно обозначив все мелкие и крупные алгоритмы - действия, которые нужно предпринимать, если хочешь власть отобрать, не лукавя.

   История, когда проникаешь в систему, имеет нелинейные измерения. Как в теории коллективного бессознательного, которую Грамши интуитивно заложил в основу своего учения: все в мире переплетено, а в каждом человеке одновременно заключена и вся история, и вся вселенная.

   Таня, которой Грамши писал о зове вечности, жила в Италии и была своячницей Грамши, сестра его жены Юлии Шухт. Все они были из смешивающейся в одну революционной вселенной, наполняющейся все новыми скрытыми цветами «нелинейных построений». С будущей женой Грамши «случайно» познакомился в большевистском российском санатории, куда приехал на лечение. Юлия Шухт, дочь еврейского революционера-большевика, соратника Ленина, родила Грамши двоих сыновей в Москве, так и продолжая жить с детьми в «более спокойной» России. Она работала переводчицей в ОГПУ, и вызывая своим молчанием ревность и другие подозрения у томящегося в тюрьме Грамши.

   Основные письма из заточения идут через Таню и аристократичного друга Грамши крупного английского экономиста Пьеро Сфарра. Тот в свою очередь перебирается в Кэмбридж, где работает над осмыслением трудов Рикардо за счет своего «Энгельса» – Джона Мэйньярда Кейнса, потомственного аристократа, выпускника Итона и тоже фигуры на перекрестке вселенной. Позже он станет экономическим советником Рузвельта и будет консультировать Америку по выходу из Великой депрессии, запуская и систему государственного регулирования, что позволит политологам язвительно написать: «Америку поднимали по Марксу?» До этого Кейнс побывает в России, пригласившей аристократа, поскольку тот «критикует капитализм». Он даже напишет книгу «Белый взгляд на Россию». Его впечатление: «Такая мешанина. Бедность и лучшая кухня в Европе». Он тоже найдет себе русскую жену - приму Дягилевского балета Лидию Лопухову. Они долго писали друг друга нежные письма, где она называла его «Menyardushka», а он ее «Leningradovna», а подписывался Кейнс «your Ivanushka». Его женитьба на Лопуховой явилась полной неожиданностью для всех, ввиду нескрываемых будущим английским пэром гомосексуальных предпочтений.

   Вместе с Пьеро Сфарра - близким другом Грамши Кейнс принадлежал к престижнейшей лондонской Блумсберийской группе, где собирались эстеты в основном нетрадиционной ориентации. Это было настоящее мужское братство, состоящее из кембриджских неформальных тайных студенческих братств «апостолов». А душой «апостолов» уже в блумберийской группе стала, как ни странно, женщина (или не совсем) Вирджиния Вульф, своевременно предупредившая своего будущего мужа, с которым она прожила много дружных лет вплоть до своего самоубийства, о неприемлемости для нее физических отношений с мужчинами. Вместе с мужем они также основали элитарное издательство «Хогарт Пресс», которое существует и поныне. Названию группы положило местечко под Лондоном, где семейство Вульф обосновалось и открыло элитарный салон.

   Сама Вирджиния, сделавшая свой салон одним из эталонов модернизма, переводила и издавала и русских писателей – Аксакова, Толстого, Тургенева. Собирались в избранной группе те, кому предстояло стать знаменитейшими мировыми именами в самых различных отраслях знания – философ Бертран Рассел, математик Франк Рамсей, салон посещали Фрейд, Джойс, Карл Юнг, Генри Джеймс, Тургенев. Судя по истории образования «братства», по биографиям их членов, по принятым в салоне «смешанным подходам» и предпочтениям «избранных» с нарушением традиционных сексуальных и культурных табу (используемых как для цементирования отношений в тайных обществах или в работе мировых спецслужб, так и при любой манипуляции сознанием), эта сторона жизни не обошла цепким вниманием Блумсберийскую группу. Сама Вирджиния Вульф получила свои комплексы и расколотую психику в 13 лет, когда ее пытались изнасиловать ее же кузены - те самые «апостолы», студенты Итона и Кембриджа. В 41 год, «сублимируясь» в платонических (она никогда не была в прямом смысле лесбиянкой) литературных фантазиях об «Орландо» – андрогине, существе среднего рода, которое проживает эпоху за эпохой от Шекспира до наших дней, Вирджиния не вынесла усиливающейся психической болезни (она слышала голоса птиц, поющих ей с оливов Древней Греции) и утопилась.

   Мы остановились на рассказе об этой модернистской группе, опосредованно повлиявшей и на взгляды самого Грамши, чтобы показать, как практически, в обыденной жизни интеллектуальной элиты, проистекало «разбиение» культурного ядра, формирование современных неолиберальных подходов… Из какого сора выстраивалось непреходящее учение Грамши и оборотней, кодирующих сознание элиты, а потом и ведомой ее толпы под видом разного рода «посвященных», «апостолов». Профессионалы по манипуляции массовым сознанием ничуть бы не удивились именно такому смешаному набору составляющих. Обычно поиски специалистов в манипуляции общественным сознанием идут в направлении коллективного бессознательного (с использованием опыта, накопленного в оккультных науках, тоталитарных сектах и тайных обществах). Здесь центральным объектам влияния становятся сферы образования и молодежь, культура, история, религия, фольклор, изучение литературы и языка (с точки зрения знаковых систем) и искусства массовых зрелищ как метода мощного воздействия на общественное сознание с высвобождением архаичных инстинктов под влиянием «эффекта толпы». Если для Ленина в этом плане «важнейшим из искусств» являлось кино (в экспериментах по изучению коллективного бессознательного и осмыслению возможностей «исторической массовки» участвовал и Сергей Эйзенштейн), то Грамши изучал в этом плане театр Пиранделло, а фашисты музыку Вагнера. Но «джентльменский набор» технологию разбивания «культурного ядра» как снятия табу традиции и собственно «психологической защиты» у всех глобальных манипуляторов сознанием был примерно одинаков.

   У Грамши этот интерес, сфокусированный на агрессии в «культурное ядро», четко определился в основных темах его работ: Маккиавелли (коллективное бессознательное, мифы, история, политика), образование и литература (подмена и уничтожение основных этических и религиозных норм), теория провокации искусственного катарсиса. И опять Грамши ничего тут не выдумал: вся эта схема захвата сознания испокон века применялась в тоталитарных сектах и широко описана. Поэтому чуть подробнее хотелось бы остановиться на двух других практических аспектах, включенных в органичный оборот теории, и определяющих ее финансовый и идеологический вектор.

   Апостолы для отъема денег

    Как мы уже говорили, грамшианское «руководство к действию» все «конспирологические теории», хотел он того или не хотел, показывает, как обойти. Его теория становилась архисовременной, он предлагал наикратчайший путь. Вместо убеждения - внушение. Алгоритм закрепления такой психотехники тоже в принципе был известен – фанатичная вера, внушение, замешанные на тайном, страшном, иррационально-роковом, абстрактном.

   «Новый левый проект», проводником которого стало и окружение, сформировавшее Грамши, как всякий предполагающий эффективность проект, имеющий шансы на применение в глобальной практике, кишмя-кишел всякими «шпионами» и «манипуляторами», чьи вольные или невольные «агенты влияния» проходили обычную для протагонистов глобалистских проектов «тайную» психологическую обработку. Члена Блумсберийской группы (и опосредованно, через Пьеро Сафарра, экономического консультанта Грамши) Джона Мейнарда Кейнса, впоследствии лауреата Нобелевской премии и автора теории «кейнсианства», тоже не обошло «тайное посвещение». Еще на первом курсе он был принят в число «апостолов». Лучшие умы Кембриджа уединялись в узком кругу для бесед о высоком. Это был даже не элитарный клуб, а тоже «мужское братство». Женщина в мужском братстве считалась существом ущербным и в физическом, и в интеллектуальном планах. Любовь юношей должна была цементировать их духовное родство. Как несчастная Вирджиния Вульф и ее клуб считали высшей ценностью «общение», так и «апостолы» Кембриджа исповедовали интеллектуальную сублимацию в духе Платона и учеников, а гомосексуализм рассматривался «признаком избранности». Философия, эстетика значили для «апостолов» несравненно больше, нежели экономика и госслужба. А протестантская идея морального долга была для них абстракцией.

   Если на континенте в ту пору умы европейцев смущал дух Ницше, то на острове пересмотр ценностей проходил с британской спецификой. Кумиром блумсберийцев был тоже «апостол» Джордж Мур. Принципом группы было применение их «широких взглядов» в любой области знания. Хотя четко просматривался жгучий интерес именно к областям, связанным с манипуляцией сознанием. Джордж Мур курировал новаторские работы в сфере языка и «здравого смысла». «Апостолы» выдвигали новое представление о языке как проекции мира, составляющей мозаику атомарных фактов, которые можно объективно регистрировать. Научный язык провозглашался идеальным языком, и высказывались «научные» суждения, как его упростить и «исправить» неприятности, которые язык причиняет. Но главный вывод изучения языка высокими «непрофессионалами» (все они были математиками-логиками) состоял в том, что бесспорный источник аналогий между структурой языка и структурой мира – это вера самих людей в силу языка и в его значимость для понимания мира и, соответственно, возможность замены людских представлений средствами языка в соответствии с новой этикой. Теоретической основой воззрений «апостолов» и блумсберийцев стал труд Джорджа Мура «Principia Ethica».

   Именно этот труд, а не «Principles of Economics» Маршалла и не «Principia Mathematica» Рассела стал настольной книгой Кейнса. В нем говорилось об ограниченности наших знаний и невозможности априори определить, где добро и где зло (такая размытость понятий – уже постулат современных политтехнологов). Так что разговор о «пожаре в головах» прошлого века и для нас не абстракция. Апостол Мур предлагал оценивать этичность того или иного поступка в зависимости от обстоятельств, ученики оказались внушаемы, и вот уже поколеблен мир.

   Экономика для Кейнса была одной из сторон этики, и нарушение этики в его макроэкономической теории с упором на чисто спекулятивный аспект станет потом одной из причин не только потенциальной угрозы для финансовой системы Америки, но и появления в новой России огромного числа обманутых вкладчиков, чудовищных спекуляции на рынке недвижимости и, наконец, дефолта. Ведь все российские реформаторы были кейнсианцами. Они очень любили рассказывать теорию макроэкономики Кейнса «на пальцах». Сам Кейнс называл свою методологию теорией «фальшивого доллара», передавал ее в виде простой истории, которую каждый пересказывал своими словами – настолько она казалось понятной и разумной. Расскажу, как помню.

   Богатый путешественник проезжает через какую-то дыру, где сплошная нищета и нет ни магазина, ни харчевни, ни дороги. Остановившись на ночлег в какой-то лачуге, он оставляет купюру в 5000 долларов нищему хозяину со словами: «Бери деньги, найми рабочих, построй харчевню, магазин, проложи дорогу, приобрети транспорт. Мне там, куда я еду, деньги не нужны. Только вернешь той же купюрой. Приеду через два года – заработаешь на магазине, харчевне, продаже того, что здесь есть, и купюру вернешь». Приезжает через два года, дыру не узнать. Красота, чистота, харчевня, магазин, да еще и фабрика, у каждого транспорт, все крутится. Благодарный хозяин говорит: все хорошо заработали, и я заработал, и всем рабочим заплатил, и у них теперь работа и на фабрике, и в магазине, и в харчевне есть, вот вам ваша купюра, да с процентами. Она точно ваша, второй такой купюры не было. А богатый путешественник говорит: «Мне купюру возвращать не надо, или давай, я ее сейчас сожгу. Купюра-то фальшивая, зато всех заставила работать, все сыты …»

   Опосредованно, через «гарвардских мальчиков» и своих реформаторов (то-то я удивлялась, что и среди них почти не было экономистов, все математики да кибернетики) кейнсианской сказкой перераспределяли собственность в России. Макроэкономическую спекулятивную модель, вместе с модернизмом, с расшатыванием через чуждый новояз традиций языка (тоже важнейшего фактора преемственности культуры и психологической защиты) можно с полным правом отнести к тем манипуляционным элементам, что вошли в «Тетради из заточения», и по которым испокон века производят отъем денег у населения в глобальных масштабах.

   Гегемония вселенской лжи

   Готовя свой практический трактат « для вечности», Антонио Грамши в «Письмах из заточения» (Lettere dal carcere) словно пытается оправдаться за то, что он напишет в «Тетрадях из заточения». В письмах он пишет, что все утопии - «Город солнца» и так далее, действительно были утопиями, а нужна правда – такая, как есть, и адекватная этой «правде» методология. Выступает он и адвокатом дьявола, защищая Макиавелли. Эта тенденция характерна с некоторых пор и для российских философов – значит, и тут уже подменили здравый смысл.

   Но самая «технологичная» идея Грамши – это его учение о «гегемонии». Кто гегемон в революции? – спрашивал нас в школе учитель. Большевики, интеллигенция – кричали дети с парт. Неправильно, строго говорил учитель. Ох, уж их это вечное «а тут мы вас, батенька, и поправим». Это как сигнал – сейчас пойдет подмена. Грамши говорит прямо: главный агент гегемонии перехвата власти – интеллигенция. Как отмечал еще Макиавелли, власть держится не только на насилии, но и на согласии. Механизм власти - не только принуждение, но и убеждение. Овладение собственностью, экономика как основа власти недостаточны - господство собственников этим автоматически не гарантируется и стабильная власть не обеспечивается.

   Государство, какой бы класс ни был господствующим, цементируется силой и согласием. Положение, при котором достигнут баланс силы и согласия, Грамши называет... (Читать ВСЁ)

 

МОЙ КОММЕНТАРИЙ К МАТЕРИАЛУ:

Эта повторная (W) и неполная (ввиду лимита площади в жж-сообщении) представительская перепечатка из онлайн-издания русских американцев, на мой взгляд, очень характерна и полезна для всех аналитиков в полном объёме. Да ещё и хорошо написана.
Настоятельно рекомендую.
Чиво скажу? Процитирую:
Коммикс по захвату власти, как явной, так и тайной. Такого себе не мог мог позволить никто и никогда – Грамши подбрасывал всему мировому населению ту иглу, на которой была «Кощеева смерть». «Дорогая Таня, - писал Грамши в «письме из заточения» 27 марта 1927 года, - я одержим (и это, я думаю, феномен собственно заточения) такой идеей: надо бы сделать что-то fur ewig (для вечности – Прим. Авт). Хочу заняться интенсивно и систематически этой темой, которая меня поглощает и концентрирует мою внутреннюю жизнь». «Эта тема» для вечности знаменовала интуитивное проникновение в системные файлы глобальной истории и вылилась в написание своего рода программного обеспечение по захвату власти для «чайников», скрупулезно обозначив все мелкие и крупные алгоритмы - действия, которые нужно предпринимать, если хочешь власть отобрать, не лукавя.
Ну и так далее...
Ага.
Есть над чем.
Вперёд, товарищи.

salatau Tweet