Гори-гори, моя звезда...
КЛИКАБЕЛЬНО
Музыкант года GQ Сергей Мазаев и Федор Бондарчук поговорили о 1990-х, становлении музыкальной индустрии и о том, что творится в стране.
Федор Бондарчук Сколько мы с тобой дружим уже?
Сергей Мазаев Федор Сергеевич, я с тобой готов общаться до конца своих дней.
Не, мы с тобой когда познакомились?
Мы с тобой познакомились летом 1990-го года. 20 лет вот сейчас исполняется нашему знакомству.
Я в 87-м пришел из армии, а ты как раз летом 90-го года.
Да, и мы заканчивали институт... Я помню, вы пригласили домой нас с Пашей (надо пояснить), и мы смотрели твою ВГИКовскую курсовую работу.
Нет, нет… там еще какая-то история была, ты сначала со Светой познакомился...
...так это буквально через несколько дней было...
...в знаменитом...
...кафе «Виктория»!
В центре Стаса Намина. Или его еще не было?
Да, тогда еще все только начиналось, но уже был знаменитый центр Стаса Намина. Он был с 1987 года, когда я еще в «Автографе» был. И Стас был одним из первых, кто сориентировался в плане кооперативного движения.
Кто был из первых тогда людей? Володя Пресняков?
Да, тогда Володя Пресняков был у нас первой звездой.
«Парк Горького» еще не приехал в Россию...
Нет, о нем все заговорили в 1989-м.
Или они были в Америке? Или ты вернулся из Америки?
Да не были они в Америке. Погоди, сейчас я хронологию восстановлю. Летом 1985-го я ушел от Матвиенко, в 1986-м мы воссоединились с Алексеем Беловым – будущим «Парком Горького» под продюсерским руководством Виталия Богданова. Он был продюсером, бизнесменом в это время, что, конечно, официально было запрещено, но он смелый человек. У нас была самая лучшая аппаратура в Москве, мы работали в ресторане «Русь» и в ресторане «Салтыковский».
В том знаменитом «Русь»?
Да, в том самом.
В «Русь» попадали те, у кого больше 15 рублей на кармане.
Да, тогда 15 рублей были серьезные деньги.
Сергей Мазаев Федор Сергеевич, я с тобой готов общаться до конца своих дней.
Не, мы с тобой когда познакомились?
Мы с тобой познакомились летом 1990-го года. 20 лет вот сейчас исполняется нашему знакомству.
Я в 87-м пришел из армии, а ты как раз летом 90-го года.
Да, и мы заканчивали институт... Я помню, вы пригласили домой нас с Пашей (надо пояснить), и мы смотрели твою ВГИКовскую курсовую работу.
Нет, нет… там еще какая-то история была, ты сначала со Светой познакомился...
...так это буквально через несколько дней было...
...в знаменитом...
...кафе «Виктория»!
В центре Стаса Намина. Или его еще не было?
Да, тогда еще все только начиналось, но уже был знаменитый центр Стаса Намина. Он был с 1987 года, когда я еще в «Автографе» был. И Стас был одним из первых, кто сориентировался в плане кооперативного движения.
Кто был из первых тогда людей? Володя Пресняков?
Да, тогда Володя Пресняков был у нас первой звездой.
«Парк Горького» еще не приехал в Россию...
Нет, о нем все заговорили в 1989-м.
Или они были в Америке? Или ты вернулся из Америки?
Да не были они в Америке. Погоди, сейчас я хронологию восстановлю. Летом 1985-го я ушел от Матвиенко, в 1986-м мы воссоединились с Алексеем Беловым – будущим «Парком Горького» под продюсерским руководством Виталия Богданова. Он был продюсером, бизнесменом в это время, что, конечно, официально было запрещено, но он смелый человек. У нас была самая лучшая аппаратура в Москве, мы работали в ресторане «Русь» и в ресторане «Салтыковский».
В том знаменитом «Русь»?
Да, в том самом.
В «Русь» попадали те, у кого больше 15 рублей на кармане.
Да, тогда 15 рублей были серьезные деньги.
Хватало пяти.
Да, пять – это уже «ну так, где-то там потусовать можно». И в 86 году в мае, как раз после чернобыльской аварии это все наше занятие прекратилось. Я бродил по ресторанам, в «Белграде» подпевал, потом Саню Маршала положили в больницу в связи с язвой желудка. Я вместо него там пел. И там же меня заметили ребята из «Автографа» и пригласили.
Так ты в Америку с кем попал, с «Автографом»?
Конечно. В октябре 86-го я устроился в группу «Автограф» саксофонистом и вторым вокалистом. В 1985-м начались связи «Автографа» со всякими американскими менеджментами. И вот они начали работать в этом направлении.
А у нас же началась перестройка в этом году!
Да-да-да. Но они познакомились со своими менеджментами на фестивале в Сопоте. И в 89-м году они уже не в первый раз – а я в их составе впервые – поехали записывать альбом на студию рядом с Лос-Анджелесом. И три с половиной месяца мы прожили в Америке.
А история стала легендой, так как человек приехал из Америки, привез много идей и модных вещей...
...и денег!
И денег!
Я подготовился к этой поездке очень хорошо. У меня было много друзей, которые за рубежом общались, и в общем-то была приличная сумма денег...
Вот я и говорю, что ты для нас, людей, которые тебя знали и понимали суть событий, ты был как инопланетянин.
Да ну нет, мне так не казалось
Это я тебе со своей стороны говорю... А «Моральный кодекс»-то когда организовался? Когда мы познакомились, он уже был.
Мы начали работать над этим в 89-м году.
У вас был барабанщик, который потом в монастырь ушел.
Да, Игорь Ромашов, теперь он монах отец Илья.
И вы – с Александром Абдуловым – тусовались в таком прекрасном месте, куда приезжал Роберт де Ниро...
Там тусовалась вся Москва. Это одно из первых артистических кафе.
Тогда вообще одно. И вот там ты познакомился со Светой.
Да, и там меня познакомили с ней и на ушко сказали, что это девушка Феди Бондарчука. Я сразу чуть-чуть шаг назад сделал. И в итоге возникла идея – вот возможность, вот она, эта ниточка...
Ага, клипов же не было в России.
Почему? Клипы у нас уже были, в апреле Михаил Макаренков снял нам клип на бетакам
Тот самый великий Макаренко, который снимал для «Утренних почт».
Да, еще были программы «Адреса молодых», «Шире круг», но там не клипы а какие-то выступления. Как сейчас в субботу вечером на российском телевидении, когда группы выступают в редакции под свои же фонограммы. И Макаренко снимал нас на обычную камеру бетакамовскую, но он мастер, и потом из непонятных каких-то трюков нашел кассету на телевидении с какой-то фирменной графикой компьютерной, и что-то там подставил, подложил и получился более-менее сносный, симпатичный клип.
Я помню первый ролик Миши Хлебородова для Саруханова, это прям свело с ума всех.
Ну, кроме нас. Потому что мы видели оригиналы, а это была просто копирка.
Ну, подожди. Я вот чуть с ума не сошел. Я не поверил, что в нашей стране это возможно.
Не, между прочим, в 1989 году был уже снят клип группы «Скандал», который продюсировал Миша Житько. Не знаю, куда он исчез. Вот они сняли на пленку, на 16 мм. У них еще песня была такая «Будет все отлично, не жалей наличных». Вот, и когда в тот момент фамилия Бондарчук прозвучала, я был как будто облит водой холодной. Второй раз в жизни – такая встреча... Первый – когда я статистом участвовал в фильме «Место встречи изменить нельзя» и видел Высоцкого живьем, понимаешь? Так вот для меня фамилия Бондарчук, как для любого человека русского, представляла национальную гордость.
Да, и сразу оказался у меня дома.
Да, буквально через пару дней я понял, что мне судьба послала этот контакт, и надо его использовать. У нас с Пашей сразу тогда крылья выросли, и мы предложили тебе снять клип.
И потом мы сняли с тобой ролик и начали путешествовать по Москве вместе. В это же время рядом появилась Наташа Ветлицкая.
Мы друзья просто, никаких проектов у нас с ней не было. Я сделал ей одну только песню «Золотые косы», и Андрей Зуев сделал ей хит «Посмотри в глаза».
Подожди, и таким вихрем московским мы просуществовали года, наверное, два.
Так как-то да. Потом вы ушли в большой бизнес, мы ушли в рок-н-ролл.
Где лет десять мы куролесили.
Да, где-то до 2000 года
Ну, и что это было? Вообще новая жизнь.
Для меня это было второе рождение. Мы уже две жизни, можно сказать, прожили. Я успел именно за счет того, что музыкой знимался. Играл в детском духовом оркестре, в 12 лет уже выспупал во Дворце съездов на официальных правительственных мероприятиях.
Помню, как мы созванивались утром, по-моему, как раз «Утренняя почта» шла. Ни мобильных, ничего, но был этот обзвон со словами «влючайте, сейчас увидите!». Мы ходили в китайских рубашках шелковых.
А, это все привозили нам ребята из Иркутска
А ты мне подарил сапоги-казаки, которые я чуть ли не под стеклом держал. Я в них проходил лет пять, наверное.
Да, это испанские были крутые сапоги.
И вся наша компания огромная тусовала по Москве. В это же время открываются ночные клубы. В это же время открывается первое казино, в это же время какие-то концерты, Зеленый театр, «Пилот», «Таракан», и все существуют в искусстве и в угаре.
Да, потому что понятие о большом бизнесе есть в голове только у каких-то людей, а их не много, тех, кто самые первые сориентировались. Собственно, сегодня это видно. Олигархи – это как раз те люди, те миллиардеры, не считая тех, что уехали в деревню свиней выращивать – тоже неплохое дело, но слишком уж своеобразное.
И была какая-то вселенская любовь, братство и товарищество.
Да, было очень круто.
А вот с чем это связано? С другой страной? С ощущением, что ты теперь сводбоден и можешь уехать за границу?
Мы все-таки прожили сознательную часть жизни при Советском Союзе и понимали, что произошло. У нас, конечно, разные были совершенно возможности, но вот я, например, до 88 года не мог выезжать за границу, не знаю почему. Потом руководитель группы «Автограф» сделал так, что смог. А тут эти непонятные ограничения, все эти несвободы исчезли сразу, их не стало.
Да, и еще были люди, которые имели отношение к кино, и бандиты – это вот наша компания. Да собственно вся Москва так жила. Хорошо, а почему все убились наркотиками?
Потому что это тоже было новое веяние. Мы насмотрелись американских фильмов, это было страшно модно. Как образ жизни: «я крутой чувак». Так было у меня, например, когда я выпивал стакан свой первый стакан портвейна в 13 лет. Мне казалось, что вот я теперь крутой мужик. А здесь это та же самая эмоция, только она уже другими параметрами подстегивает. Но тем не менее, все испытывали гиганскую радость, хотя и потеряли очень много людей.
А вот помнишь, ты писал на английском и у тебя была стопроцентная уверенность, как и у многих в меру их таланта, что ты завоюешь международный рынок?
Нет, не было абсолютной уверенности. Просто хотелось конкурентноспособный товар продвинуть на Запад. У меня до сих пор такое желание есть. Но это, конечно, очень сложно.
Вот смотри, прошло 20 лет, а тебя до сих пор прет. Тех же планов громадье. Может быть, они просто трансформировались, они стали другими, просто приоритеты расставились, но прет так же. Вот это что такое? Любовь к людям? Хотя ты, сука, циничный. Но выглядишь очень позитивно. Но шуткой или каким-то комментарием о человеке или о человеческой сущности можешь в одну секунду всех на свои места поставить. Но при этом, ты не злобный. Как ты сохранил это все?
Тут всё просто. Самой высокой ценностью для меня является человек. Нет такой идеи, нет такого количества денег, которые можно было бы поставить на чашу весов наравне с человеком.
А ты комфортно себя чувствуешь по поводу молодых музыкантов, которые зарабатывают совершенно другие деньги?
Комфортно. Наши дети должны жить лучше, чем мы.
Не, ну ты же видишь наше поколение...
Да, эти люди идут спиной вперед. Они любят очень все, что было, и не хотят принимать ничего, что будет, а то, что будет, надо же не просто принимать, – надо скорректировать, предугадать и подготовиться к нему.
А что будет с тобой?
Ну, как что? Я считаю, что будет нормальная цивилизация, мы же совершенствуемся, и я вижу, что наша жизнь улучшается.
Вот ты с возрастом становишься хорош как коньяк или как портвейн.
И ты тоже.
Ну, у меня по этой части есть несколько направлений: во-первых, это ответственность за фамилию, как бы это не пафосно звучало.
Это круто, на самом деле. Это самое главное.
Этот железобетонный стержень, он есть.
Высокое имя выше самой высокой крыши.
Так что семья меня как-то сохраняла. Ну, и что скрывать, амбиции.
А что, абмиции самые здоровые, это нормально
Вот они у тебя не обломались со временем, как это произошло? Возьмем пять лет назад, был же какой-то период, когда просто захлестнуло все. «Моральный кодекс», ну кто его будет слушать? Сочи, пиво, плюс 28 и другая музыка, другие интересы. А сейчас совершенно иное время у тебя своя аудитория...
Причем приходят совсем молодые люди.
Помнишь, мы просто встретились загородом, и там товарищи мои на кураже кинулись на колени перед тобой, под слова твоей песни.
Ну, на колени, это они просто в шутку.
Но в каждой шутке есть только доля шутки. Вот как получилось, что к тебе на концерты приходят молодые?
Мне кажется, тут просто удовольствие от самого действия.
Ты их любишь?
Конечно, я очень люблю людей. Если человек делает что-то не то, я вижу, что он просто не ведает, что творит, как говорил Спаситель.
А в связи с чем это произошло? Ты знаешь эту жизнь всю?
Нет, у меня просто лицо такое, на самом деле я ничего не знаю.
Я сейчас переживаю лучшие дни в своей жизни. Но для этого мне нужно было, например, пережить такой проект, как «Обитаемый остров».
Вот ты говоришь, что во мне сохранило этот оптимизм и этот запал?
Не то что запал! Ты дашь фору молодым!
Я просто попал в суть музыки, и я умею музицировать. И пусть я не самый выдающийся музыкант, но я очень хороший музыкант. То есть я играю в паре, второй номер, но с выдающимися музыкантами. И вот сам процесс музицирования доставляет мне наслаждение, я получаю удовольствие от процесса, как ты от съемки. От постижения тонкостей получаешь наслаждение
Нет, это уже профессиональный интерес. А я тебя затягиваю на территорию жизни, такой бытовухи. Вот как так случилось, что ты не попал в модную в России историю обслуживания олигархов?
Почему не попал? Попал, я очень много выступаю
Не, ну выступать – это да, а жизнь посвятить?
Значит, нет такого человека, которому я был бы готов посвятить жизнь. Если бы эта идея меня захватила, я бы с этим человеком пошел.
Я имею ввиду тренды сегодняшние.
Ты вспомни, мы с тобой были практически первыми в Москве, кто эти тренды популяризировал, хотя на самом деле у нас ничего не было за спиной, но мы делали вид и жили, как будто за нами банки... Поэтому мы видим, что суть не поменялась. Вот у них есть эти банки – они ведут себя также.
Нет, я не про это. Я про образ жизни людей нашего поколения, у которых уже не получилось что-то, уже нет желания, нет драйва, нет сил, настроения качать эту жизнь, грызть зубами.
Поплыли горизонты у людей. Знаешь, как у индусов...Вот ты же нашел себе бизнес, помимо кино. Я вот, например, никак не могу его найти
А вот если бы не получилось?
Неважно, просто ты сам каждую эту ступеньку проходишь...
Так дай совет! Мы сейчас констатируем факт, что мы вот так живем, да слава тебе, Господи. Но основная масса аудитории, я имею ввиду культурный пласт, они же совсем по-другому...
Это зависит же еще от воспитания. Я знаю, что для тебя это очень важный, ключевой момент. Людей надо учить бережно относиться к своим детям. И раз уж мы называем свою страну Отечеством, значит, мы и руководство страны должны как отцы относиться к гражданам. Я вообще республиканец по убеждениям – если брать американскую модель, я не демократ.
А политикой никогда не хотел заниматься?
Как тебе сказать... Я хотел заниматься ей с детства. С 16-17 лет, когда Солженицын выпустил свои книги, когда выгнали Сахарова из страны...
А за «несогласных» пойдешь?
Не, я с согласными больше. У нас музыка для согласных. Я помню период, когда еще присылали письма в редакцию и на радио. Поразило первое, которе я прочел. Писал юноша: «Вы знаете, я очень влюбленно много месяцев ухаживал за своей девушкой, но она была неприступна, и я пригласил ее на ваш концерт, и после этого наша любовь состоялась». После нас соглашаются девчонки – у нас музыка для согласных. А что касается политического движения, то с точки зрения букв, они, конечно, правы, потому что зачем декларировать в конституции одно, а на деле не выполнять это. Но мне кажется, что здесь индиго закопано гораздо глубже. Что это конфликт между московским и федеральным правительством, потому что Путин говорит, что если вы не будете перекрывать больницы и доступы к пресной воде в момент засухи, то собирайтесь, а московское правительство как будто не слышит этих слов и направляет ребят с дубинами всех отдубасить и растащить.
Что-то позитивным это не выглядит. Тебя что бесит сейчас?
Меня ничего не бесит, мне просто очень жалко людей. Что они как-то исторически любят у нас друг друга мучить
Ну а в своей среде?
Бесит несоответствие, когда люди сами себя назначают творческими людьми. Они говорят «я – продюсер» или «я – певец»... Ну нельзя так. Вот мне дед рассказывал, как он получил поручение от Андропова написать об организации «Интурист». Пришел к нему через несколько дней с бумагами, показал что у него там получилось, Андропов посмотрел и спросил, так, секундочку а это что? То есть, он никогда не стеснялся своей некомпетентности, всегда вызывал своего помощника. А в нашей среде я вижу, что люди закомплексованы в очень узкой специальности. Им кажется, что они заняли такое место, на котором обязаны по имиджу знать все. Да невозможно знать все. Иметь понятие обо всем – это да. А знать все невозможно.
Я не буду называть человека, фотографию которого увидел недавно в журнале, потому что он наш с тобой давнишний знакомый, но когда я вижу его с президентом, который вручает ему звание, сука, народного артиста России, получается, я ни хера не понимаю, что происходит в нашей стране.
Не, ну это заслуга. Это количество работы, которую человек сделал.
А ты народный артист?
Я международный. Я пытаюсь цивилизацию музыкальную как-то вывести.
Ну, я понял, на острые углы тебя не вывести.
Но что такое народный артист? Понимаешь, как было всегда: народный артист – это большой человек. Вот Борис Андреев, помнишь такого? Он получил народного артиста в преклонном возрасте. Это просто удивительно. Я говорю о девальвации. Люди необразованные стали читать лекции, люди, которые организовывают праздники для жителей Рублево-Успенского шоссе, преподают, блядь, в университетах – сука, не государственных, но каких-то странных, блядь, культуры, образования и телевидения. Что в стране происходит?!
Вот тебе с твоей харизмой, с твоей образованностью, ведь я же знаю сколько ты читаешь, можно уже представляться, ректором Московского государственного, а дальше можно что угодно подставить.
Не, я могу школу начинающих шпионов возглавить. Придумать музей Батьки Махно.
Понимаешь, вот это бесит.
Меня бесит несоответствие. Вот все говорят, что менты – ублюдки. Да они не ублюдки. Просто в милиции работают случайные люди. Вот это моя концепция. То есть милиция здесь не причем. Это отделы кадров что-то не досматривают.
Ты привык дистанцированно на это смотреть все-таки?
Нет, я участвую в этом. Я отвечаю на вопросы всегда. Чем могу... Должен же быть административный ресурс, чтобы что-то делать в стране. У нас с тобой очень большая ордынская традиция в отношениях между людьми, и она охраняется в независимости от того, какие мы.
Я думаю, ты не должен ограничиваться музыкой.
Вот у меня сейчас есть идея восстановить наш с тобой фестиваль, который мы придумали в 94 году
Хорошая идея. И устраивать его в Сколково.
Нет, не надо ничего в Сколково, не надо мешать ребятам, пусть работают, пусть разберутся, что они там придумали.
Так мы не мешать будем, мы поможем.
Нет, там мы ничем не поможем, к сожалению, потому что главное для них не это. Там акцент будет смещен на распил бабла. Там помощь не требуется.
Я с этим не согласен.
Я тоже с этим не хочу соглашаться, но судя по тому, какие люди вокруг тусуются...
Так это временное явление.
Там очень много народу, много людей своих.
Хочу поговорить о применении накопленного... У тебя есть блог свой?
Нет.
Это же модно очень.
Я знаю, но у меня просто до этого пока не доходят руки. Я участвую, но очень редко, в каких-то дискуссиях в паре социальных сетей...
Ты можешь же просто взять органайзер и из машины, на гастролях...
Я же за рулем, понимаешь?
Можно что-то придумать. Или тебе это не интересно? Ты не можешь сидеть там?
Я посидел в самом начале в «Одноклассниках», но мне просто некогда, если честно. Очень много всяких забот, перетягивает желание другим заниматься. У меня есть в организации люди, которые на сайте что-то по чуть-чуть ведут, но очень вяло все равно. Мне как-то, знаешь, не удается выйти на уровень, соответствующий нам. Я хотел бы найти людей, которые сделали бы сайт, например, как у U2, но такие люди деньги запрашивают безумные. Нет у них желания понять, что один я – хорошо, но если мы с этой структурой объединимся, то достигнем значительно больших успехов.
А кто остался рядом с того времени? Я знаю, что с Матвиенко ты продолжаешь общаться.
Да, собственно, все остались, кто в живых. Просто реже видимся. Мы перестали пить, во-первых, собутыльников в чистом виде практически не видишь, а с друзьями мы продолжаем общаться: и с Игорем Сарухановым, с Юрием Михайловичем Антоновым. Постоянной закадычной дружбы нет, но вот я очень люблю Антонова и очень дорожу этой дружбой. Он очень необычный человек, конечно.
А что Галя?
Это мой продюсер.
В жизни?
Да, причем она может чего-то не говорить, не делать, но я просто чувствую, что должен соответствовать. Она очень молодая, спортивная, и я должен держать спину прямо, чтоб не увели девчонку.
Любовь страшная, да?
Ну, конечно, а что еще? Любовь нормальная во всех направлениях. Любовь – это сильная штука. Это и есть, собственно, эволюция. Когда у тебя нормальная семья. Во-первых, своих предков надо, конечно, вычислить. Я пока очень плохо знаю, только до четвертого-пятого колена. По матери побольше, по отцу так получилось по жизни, что я практически не знаю. Но это все можно выяснить, там сын старший понемножку занимается. И вообще эволюция, генеалогическое древо – это же кайф страшный. Представляешь, у нас с тобой были предки в пещерные времена, и наше генеалогическое древо, наша ниточка не рвется до сих пор. Это ж такой вообще кайф, какая ответственность на нас.
Ты такими космическими категориями мыслишь.
Я такие книги сейчас читал, что у меня вообще кипит в голове все. Просто не представляю, как все это сопоставить. Это очень сложно. Потому что просто информация – она не нужна, нужно, чтобы она на своем месте стояла. Наука вообще открыла очень многое, с тех пор как я в 70-е годы ей увлекался. Астрофизикой – когда в школе учился в 9-10 классе. И с тех пор не следил ни за чем, так, только сверхъоткрытия, о которых по радио сообщают. А многие вещи не долетают до уха.
А ты смерти боишься?
Все боятся смерти, но все меньше и меньше. Вот ты знаешь, в связи с тем, что я начинаю учиться и понимать путь эволюции, путь цивилизации, я с каждым разом смерти боюсь меньше.
Ты верующий человек?
Ты знаешь, нет. Я перестал верить. Я очень хотел, искренне хотел, но, не буду лукавить, я люблю правду. В неизвестность я не верю.
То есть ты атеист?
Атеист, да. Я уважаю религию, это история наша, это культура, но у меня свой на нее взгляд. Мне кажется, вера – это несколько пассивное состояние.
А почему ты разочаровался?
Поначалу это были какие-то формальные вещи, чисто внешние несоответствия, опять же, тому что декларируется в писании.
Поконкретней?
Ну, самое главное, что человек – это мошка. Что только Господь знает один. Ну если говорить даже о Боге...
Это гордыня твоя.
Нет, это не гордыня. Как говорил академик Гинзбург: «После того, как народ измерил массу атома водорода, Господь переместился за сингулярность». То есть, если он есть, то он есть там, где пока еще непонятно. Но тогда об этом не имеет смысла ни говорить, ни думать, потому что ты тогда просто время зря теряешь. Я верю в человека, в эволюцию. Верю в разум, в здравый смысл.
А в высшее начало не веришь?
А нет смысла. Оно уже было, состоялось и вот мы, благодаря ему.
А что высшее начало для тебя?
Это человек, его разум.
Атомы, физика, молекулы, материя?
Конечно, причем материя – это настолько глубоко, что даже мысли могут быть материальными. Просто мы до такой материи еще не докопались. Ученые ее сейчас назвали темной материей, а я, представляешь, в 80-е годы называл светлой.
То есть все равно веришь в некую высшую силу?
Нет, не высшую. В квантовые законы. А высшая сила находится внутри каждого человека. Вне человека – нет. Если все люди вымрут, то никакой духовной силы не останется. Носителем культуры, духовной силы и вообще всего на свете является человек. И поэтому культура везде разная. Люди пытаются спорить даже внутри христианства. Например, наш новый патриарх Кирилл, он, например, человек более прогрессивных взглядов, и я знаю, что он идет на сближение с католической церковью. Все-таки есть какие-то общечеловеческие ценности.
А детей-то как ты воспитываешь?
Ну как... Христианство – это потрясаюшее совершенно, там есть что взять, но это учение, и я знаком с ним, оно мне нравится. Я, например, Иисуса считаю одним из первых реформаторов тоталитарного режима.
А тебе не страшно без веры жить?
Нет, конечно, наоборот, все страхи и паранойя кончились. Я знаю, что надеяться можно только на себя. Надеемся только на «крепость рук, на руки друга и вбитый крюк, и молимся, чтобы страховка не подвела». А что молиться? Надо вбить ее просто так, чтобы она уж точно не подвела. На авось ничего не надо делать. Вот элемент веры позволяет людям делать на авось. И это очень плохо. Вот обрати внимание на монтаж фильмов голливудских – там, согласись, не существует понятия мелочи. Одно наше произведение, записанное здесь, очень качественно, по всем правилам международным, мы отослали одному из лучших микс-инженеров, котороый делал миксы для U2. Когда мы послушали то, что он нам прислал, мы все выпали в осадок. Это было невероятное какое-то превращение звука. И тогда мы поняли, что нет мелочей, что все имеет значение. Это культура, и это придет к нам со временем.
Чтобы это обсудить, одного разговора не хватит.
Это эволюция, все впереди, потому что наши дети уже лучше нас. Как минимум, образованнее. Я смотрю на себя – вот что я был в 26 лет? Ну, в чем-то я лучше был, конечно, а в чем-то мой сын меня давно уже опередил. В плане образования, в плане взгядов на жизнь и на вселенную, он, конечно, очень образованный парень. Уже читает лекции.
Я так не думаю. И вот почему: они не прошли по такому сложному пути, как мы, когда можно упасть и не подняться. Мы же жили в двух разных странах, даже в двух разных системах координат и оказались на чудовищном совершенно изломе.
Я все-таки думаю, что нам повезло, потому что мы в советские времена успели заработать себе имя. Все-таки мы вышли в мир свободного капитала уже с брендом своим.
Да, пять – это уже «ну так, где-то там потусовать можно». И в 86 году в мае, как раз после чернобыльской аварии это все наше занятие прекратилось. Я бродил по ресторанам, в «Белграде» подпевал, потом Саню Маршала положили в больницу в связи с язвой желудка. Я вместо него там пел. И там же меня заметили ребята из «Автографа» и пригласили.
Так ты в Америку с кем попал, с «Автографом»?
Конечно. В октябре 86-го я устроился в группу «Автограф» саксофонистом и вторым вокалистом. В 1985-м начались связи «Автографа» со всякими американскими менеджментами. И вот они начали работать в этом направлении.
А у нас же началась перестройка в этом году!
Да-да-да. Но они познакомились со своими менеджментами на фестивале в Сопоте. И в 89-м году они уже не в первый раз – а я в их составе впервые – поехали записывать альбом на студию рядом с Лос-Анджелесом. И три с половиной месяца мы прожили в Америке.
А история стала легендой, так как человек приехал из Америки, привез много идей и модных вещей...
...и денег!
И денег!
Я подготовился к этой поездке очень хорошо. У меня было много друзей, которые за рубежом общались, и в общем-то была приличная сумма денег...
Вот я и говорю, что ты для нас, людей, которые тебя знали и понимали суть событий, ты был как инопланетянин.
Да ну нет, мне так не казалось
Это я тебе со своей стороны говорю... А «Моральный кодекс»-то когда организовался? Когда мы познакомились, он уже был.
Мы начали работать над этим в 89-м году.
У вас был барабанщик, который потом в монастырь ушел.
Да, Игорь Ромашов, теперь он монах отец Илья.
И вы – с Александром Абдуловым – тусовались в таком прекрасном месте, куда приезжал Роберт де Ниро...
Там тусовалась вся Москва. Это одно из первых артистических кафе.
Тогда вообще одно. И вот там ты познакомился со Светой.
Да, и там меня познакомили с ней и на ушко сказали, что это девушка Феди Бондарчука. Я сразу чуть-чуть шаг назад сделал. И в итоге возникла идея – вот возможность, вот она, эта ниточка...
Ага, клипов же не было в России.
Почему? Клипы у нас уже были, в апреле Михаил Макаренков снял нам клип на бетакам
Тот самый великий Макаренко, который снимал для «Утренних почт».
Да, еще были программы «Адреса молодых», «Шире круг», но там не клипы а какие-то выступления. Как сейчас в субботу вечером на российском телевидении, когда группы выступают в редакции под свои же фонограммы. И Макаренко снимал нас на обычную камеру бетакамовскую, но он мастер, и потом из непонятных каких-то трюков нашел кассету на телевидении с какой-то фирменной графикой компьютерной, и что-то там подставил, подложил и получился более-менее сносный, симпатичный клип.
Я помню первый ролик Миши Хлебородова для Саруханова, это прям свело с ума всех.
Ну, кроме нас. Потому что мы видели оригиналы, а это была просто копирка.
Ну, подожди. Я вот чуть с ума не сошел. Я не поверил, что в нашей стране это возможно.
Не, между прочим, в 1989 году был уже снят клип группы «Скандал», который продюсировал Миша Житько. Не знаю, куда он исчез. Вот они сняли на пленку, на 16 мм. У них еще песня была такая «Будет все отлично, не жалей наличных». Вот, и когда в тот момент фамилия Бондарчук прозвучала, я был как будто облит водой холодной. Второй раз в жизни – такая встреча... Первый – когда я статистом участвовал в фильме «Место встречи изменить нельзя» и видел Высоцкого живьем, понимаешь? Так вот для меня фамилия Бондарчук, как для любого человека русского, представляла национальную гордость.
Да, и сразу оказался у меня дома.
Да, буквально через пару дней я понял, что мне судьба послала этот контакт, и надо его использовать. У нас с Пашей сразу тогда крылья выросли, и мы предложили тебе снять клип.
И потом мы сняли с тобой ролик и начали путешествовать по Москве вместе. В это же время рядом появилась Наташа Ветлицкая.
Мы друзья просто, никаких проектов у нас с ней не было. Я сделал ей одну только песню «Золотые косы», и Андрей Зуев сделал ей хит «Посмотри в глаза».
Подожди, и таким вихрем московским мы просуществовали года, наверное, два.
Так как-то да. Потом вы ушли в большой бизнес, мы ушли в рок-н-ролл.
Где лет десять мы куролесили.
Да, где-то до 2000 года
Ну, и что это было? Вообще новая жизнь.
Для меня это было второе рождение. Мы уже две жизни, можно сказать, прожили. Я успел именно за счет того, что музыкой знимался. Играл в детском духовом оркестре, в 12 лет уже выспупал во Дворце съездов на официальных правительственных мероприятиях.
Помню, как мы созванивались утром, по-моему, как раз «Утренняя почта» шла. Ни мобильных, ничего, но был этот обзвон со словами «влючайте, сейчас увидите!». Мы ходили в китайских рубашках шелковых.
А, это все привозили нам ребята из Иркутска
А ты мне подарил сапоги-казаки, которые я чуть ли не под стеклом держал. Я в них проходил лет пять, наверное.
Да, это испанские были крутые сапоги.
И вся наша компания огромная тусовала по Москве. В это же время открываются ночные клубы. В это же время открывается первое казино, в это же время какие-то концерты, Зеленый театр, «Пилот», «Таракан», и все существуют в искусстве и в угаре.
Да, потому что понятие о большом бизнесе есть в голове только у каких-то людей, а их не много, тех, кто самые первые сориентировались. Собственно, сегодня это видно. Олигархи – это как раз те люди, те миллиардеры, не считая тех, что уехали в деревню свиней выращивать – тоже неплохое дело, но слишком уж своеобразное.
И была какая-то вселенская любовь, братство и товарищество.
Да, было очень круто.
А вот с чем это связано? С другой страной? С ощущением, что ты теперь сводбоден и можешь уехать за границу?
Мы все-таки прожили сознательную часть жизни при Советском Союзе и понимали, что произошло. У нас, конечно, разные были совершенно возможности, но вот я, например, до 88 года не мог выезжать за границу, не знаю почему. Потом руководитель группы «Автограф» сделал так, что смог. А тут эти непонятные ограничения, все эти несвободы исчезли сразу, их не стало.
Да, и еще были люди, которые имели отношение к кино, и бандиты – это вот наша компания. Да собственно вся Москва так жила. Хорошо, а почему все убились наркотиками?
Потому что это тоже было новое веяние. Мы насмотрелись американских фильмов, это было страшно модно. Как образ жизни: «я крутой чувак». Так было у меня, например, когда я выпивал стакан свой первый стакан портвейна в 13 лет. Мне казалось, что вот я теперь крутой мужик. А здесь это та же самая эмоция, только она уже другими параметрами подстегивает. Но тем не менее, все испытывали гиганскую радость, хотя и потеряли очень много людей.
А вот помнишь, ты писал на английском и у тебя была стопроцентная уверенность, как и у многих в меру их таланта, что ты завоюешь международный рынок?
Нет, не было абсолютной уверенности. Просто хотелось конкурентноспособный товар продвинуть на Запад. У меня до сих пор такое желание есть. Но это, конечно, очень сложно.
Вот смотри, прошло 20 лет, а тебя до сих пор прет. Тех же планов громадье. Может быть, они просто трансформировались, они стали другими, просто приоритеты расставились, но прет так же. Вот это что такое? Любовь к людям? Хотя ты, сука, циничный. Но выглядишь очень позитивно. Но шуткой или каким-то комментарием о человеке или о человеческой сущности можешь в одну секунду всех на свои места поставить. Но при этом, ты не злобный. Как ты сохранил это все?
Тут всё просто. Самой высокой ценностью для меня является человек. Нет такой идеи, нет такого количества денег, которые можно было бы поставить на чашу весов наравне с человеком.
А ты комфортно себя чувствуешь по поводу молодых музыкантов, которые зарабатывают совершенно другие деньги?
Комфортно. Наши дети должны жить лучше, чем мы.
Не, ну ты же видишь наше поколение...
Да, эти люди идут спиной вперед. Они любят очень все, что было, и не хотят принимать ничего, что будет, а то, что будет, надо же не просто принимать, – надо скорректировать, предугадать и подготовиться к нему.
А что будет с тобой?
Ну, как что? Я считаю, что будет нормальная цивилизация, мы же совершенствуемся, и я вижу, что наша жизнь улучшается.
Вот ты с возрастом становишься хорош как коньяк или как портвейн.
И ты тоже.
Ну, у меня по этой части есть несколько направлений: во-первых, это ответственность за фамилию, как бы это не пафосно звучало.
Это круто, на самом деле. Это самое главное.
Этот железобетонный стержень, он есть.
Высокое имя выше самой высокой крыши.
Так что семья меня как-то сохраняла. Ну, и что скрывать, амбиции.
А что, абмиции самые здоровые, это нормально
Вот они у тебя не обломались со временем, как это произошло? Возьмем пять лет назад, был же какой-то период, когда просто захлестнуло все. «Моральный кодекс», ну кто его будет слушать? Сочи, пиво, плюс 28 и другая музыка, другие интересы. А сейчас совершенно иное время у тебя своя аудитория...
Причем приходят совсем молодые люди.
Помнишь, мы просто встретились загородом, и там товарищи мои на кураже кинулись на колени перед тобой, под слова твоей песни.
Ну, на колени, это они просто в шутку.
Но в каждой шутке есть только доля шутки. Вот как получилось, что к тебе на концерты приходят молодые?
Мне кажется, тут просто удовольствие от самого действия.
Ты их любишь?
Конечно, я очень люблю людей. Если человек делает что-то не то, я вижу, что он просто не ведает, что творит, как говорил Спаситель.
А в связи с чем это произошло? Ты знаешь эту жизнь всю?
Нет, у меня просто лицо такое, на самом деле я ничего не знаю.
Я сейчас переживаю лучшие дни в своей жизни. Но для этого мне нужно было, например, пережить такой проект, как «Обитаемый остров».
Вот ты говоришь, что во мне сохранило этот оптимизм и этот запал?
Не то что запал! Ты дашь фору молодым!
Я просто попал в суть музыки, и я умею музицировать. И пусть я не самый выдающийся музыкант, но я очень хороший музыкант. То есть я играю в паре, второй номер, но с выдающимися музыкантами. И вот сам процесс музицирования доставляет мне наслаждение, я получаю удовольствие от процесса, как ты от съемки. От постижения тонкостей получаешь наслаждение
Нет, это уже профессиональный интерес. А я тебя затягиваю на территорию жизни, такой бытовухи. Вот как так случилось, что ты не попал в модную в России историю обслуживания олигархов?
Почему не попал? Попал, я очень много выступаю
Не, ну выступать – это да, а жизнь посвятить?
Значит, нет такого человека, которому я был бы готов посвятить жизнь. Если бы эта идея меня захватила, я бы с этим человеком пошел.
Я имею ввиду тренды сегодняшние.
Ты вспомни, мы с тобой были практически первыми в Москве, кто эти тренды популяризировал, хотя на самом деле у нас ничего не было за спиной, но мы делали вид и жили, как будто за нами банки... Поэтому мы видим, что суть не поменялась. Вот у них есть эти банки – они ведут себя также.
Нет, я не про это. Я про образ жизни людей нашего поколения, у которых уже не получилось что-то, уже нет желания, нет драйва, нет сил, настроения качать эту жизнь, грызть зубами.
Поплыли горизонты у людей. Знаешь, как у индусов...Вот ты же нашел себе бизнес, помимо кино. Я вот, например, никак не могу его найти
А вот если бы не получилось?
Неважно, просто ты сам каждую эту ступеньку проходишь...
Так дай совет! Мы сейчас констатируем факт, что мы вот так живем, да слава тебе, Господи. Но основная масса аудитории, я имею ввиду культурный пласт, они же совсем по-другому...
Это зависит же еще от воспитания. Я знаю, что для тебя это очень важный, ключевой момент. Людей надо учить бережно относиться к своим детям. И раз уж мы называем свою страну Отечеством, значит, мы и руководство страны должны как отцы относиться к гражданам. Я вообще республиканец по убеждениям – если брать американскую модель, я не демократ.
А политикой никогда не хотел заниматься?
Как тебе сказать... Я хотел заниматься ей с детства. С 16-17 лет, когда Солженицын выпустил свои книги, когда выгнали Сахарова из страны...
А за «несогласных» пойдешь?
Не, я с согласными больше. У нас музыка для согласных. Я помню период, когда еще присылали письма в редакцию и на радио. Поразило первое, которе я прочел. Писал юноша: «Вы знаете, я очень влюбленно много месяцев ухаживал за своей девушкой, но она была неприступна, и я пригласил ее на ваш концерт, и после этого наша любовь состоялась». После нас соглашаются девчонки – у нас музыка для согласных. А что касается политического движения, то с точки зрения букв, они, конечно, правы, потому что зачем декларировать в конституции одно, а на деле не выполнять это. Но мне кажется, что здесь индиго закопано гораздо глубже. Что это конфликт между московским и федеральным правительством, потому что Путин говорит, что если вы не будете перекрывать больницы и доступы к пресной воде в момент засухи, то собирайтесь, а московское правительство как будто не слышит этих слов и направляет ребят с дубинами всех отдубасить и растащить.
Что-то позитивным это не выглядит. Тебя что бесит сейчас?
Меня ничего не бесит, мне просто очень жалко людей. Что они как-то исторически любят у нас друг друга мучить
Ну а в своей среде?
Бесит несоответствие, когда люди сами себя назначают творческими людьми. Они говорят «я – продюсер» или «я – певец»... Ну нельзя так. Вот мне дед рассказывал, как он получил поручение от Андропова написать об организации «Интурист». Пришел к нему через несколько дней с бумагами, показал что у него там получилось, Андропов посмотрел и спросил, так, секундочку а это что? То есть, он никогда не стеснялся своей некомпетентности, всегда вызывал своего помощника. А в нашей среде я вижу, что люди закомплексованы в очень узкой специальности. Им кажется, что они заняли такое место, на котором обязаны по имиджу знать все. Да невозможно знать все. Иметь понятие обо всем – это да. А знать все невозможно.
Я не буду называть человека, фотографию которого увидел недавно в журнале, потому что он наш с тобой давнишний знакомый, но когда я вижу его с президентом, который вручает ему звание, сука, народного артиста России, получается, я ни хера не понимаю, что происходит в нашей стране.
Не, ну это заслуга. Это количество работы, которую человек сделал.
А ты народный артист?
Я международный. Я пытаюсь цивилизацию музыкальную как-то вывести.
Ну, я понял, на острые углы тебя не вывести.
Но что такое народный артист? Понимаешь, как было всегда: народный артист – это большой человек. Вот Борис Андреев, помнишь такого? Он получил народного артиста в преклонном возрасте. Это просто удивительно. Я говорю о девальвации. Люди необразованные стали читать лекции, люди, которые организовывают праздники для жителей Рублево-Успенского шоссе, преподают, блядь, в университетах – сука, не государственных, но каких-то странных, блядь, культуры, образования и телевидения. Что в стране происходит?!
Вот тебе с твоей харизмой, с твоей образованностью, ведь я же знаю сколько ты читаешь, можно уже представляться, ректором Московского государственного, а дальше можно что угодно подставить.
Не, я могу школу начинающих шпионов возглавить. Придумать музей Батьки Махно.
Понимаешь, вот это бесит.
Меня бесит несоответствие. Вот все говорят, что менты – ублюдки. Да они не ублюдки. Просто в милиции работают случайные люди. Вот это моя концепция. То есть милиция здесь не причем. Это отделы кадров что-то не досматривают.
Ты привык дистанцированно на это смотреть все-таки?
Нет, я участвую в этом. Я отвечаю на вопросы всегда. Чем могу... Должен же быть административный ресурс, чтобы что-то делать в стране. У нас с тобой очень большая ордынская традиция в отношениях между людьми, и она охраняется в независимости от того, какие мы.
Я думаю, ты не должен ограничиваться музыкой.
Вот у меня сейчас есть идея восстановить наш с тобой фестиваль, который мы придумали в 94 году
Хорошая идея. И устраивать его в Сколково.
Нет, не надо ничего в Сколково, не надо мешать ребятам, пусть работают, пусть разберутся, что они там придумали.
Так мы не мешать будем, мы поможем.
Нет, там мы ничем не поможем, к сожалению, потому что главное для них не это. Там акцент будет смещен на распил бабла. Там помощь не требуется.
Я с этим не согласен.
Я тоже с этим не хочу соглашаться, но судя по тому, какие люди вокруг тусуются...
Так это временное явление.
Там очень много народу, много людей своих.
Хочу поговорить о применении накопленного... У тебя есть блог свой?
Нет.
Это же модно очень.
Я знаю, но у меня просто до этого пока не доходят руки. Я участвую, но очень редко, в каких-то дискуссиях в паре социальных сетей...
Ты можешь же просто взять органайзер и из машины, на гастролях...
Я же за рулем, понимаешь?
Можно что-то придумать. Или тебе это не интересно? Ты не можешь сидеть там?
Я посидел в самом начале в «Одноклассниках», но мне просто некогда, если честно. Очень много всяких забот, перетягивает желание другим заниматься. У меня есть в организации люди, которые на сайте что-то по чуть-чуть ведут, но очень вяло все равно. Мне как-то, знаешь, не удается выйти на уровень, соответствующий нам. Я хотел бы найти людей, которые сделали бы сайт, например, как у U2, но такие люди деньги запрашивают безумные. Нет у них желания понять, что один я – хорошо, но если мы с этой структурой объединимся, то достигнем значительно больших успехов.
А кто остался рядом с того времени? Я знаю, что с Матвиенко ты продолжаешь общаться.
Да, собственно, все остались, кто в живых. Просто реже видимся. Мы перестали пить, во-первых, собутыльников в чистом виде практически не видишь, а с друзьями мы продолжаем общаться: и с Игорем Сарухановым, с Юрием Михайловичем Антоновым. Постоянной закадычной дружбы нет, но вот я очень люблю Антонова и очень дорожу этой дружбой. Он очень необычный человек, конечно.
А что Галя?
Это мой продюсер.
В жизни?
Да, причем она может чего-то не говорить, не делать, но я просто чувствую, что должен соответствовать. Она очень молодая, спортивная, и я должен держать спину прямо, чтоб не увели девчонку.
Любовь страшная, да?
Ну, конечно, а что еще? Любовь нормальная во всех направлениях. Любовь – это сильная штука. Это и есть, собственно, эволюция. Когда у тебя нормальная семья. Во-первых, своих предков надо, конечно, вычислить. Я пока очень плохо знаю, только до четвертого-пятого колена. По матери побольше, по отцу так получилось по жизни, что я практически не знаю. Но это все можно выяснить, там сын старший понемножку занимается. И вообще эволюция, генеалогическое древо – это же кайф страшный. Представляешь, у нас с тобой были предки в пещерные времена, и наше генеалогическое древо, наша ниточка не рвется до сих пор. Это ж такой вообще кайф, какая ответственность на нас.
Ты такими космическими категориями мыслишь.
Я такие книги сейчас читал, что у меня вообще кипит в голове все. Просто не представляю, как все это сопоставить. Это очень сложно. Потому что просто информация – она не нужна, нужно, чтобы она на своем месте стояла. Наука вообще открыла очень многое, с тех пор как я в 70-е годы ей увлекался. Астрофизикой – когда в школе учился в 9-10 классе. И с тех пор не следил ни за чем, так, только сверхъоткрытия, о которых по радио сообщают. А многие вещи не долетают до уха.
А ты смерти боишься?
Все боятся смерти, но все меньше и меньше. Вот ты знаешь, в связи с тем, что я начинаю учиться и понимать путь эволюции, путь цивилизации, я с каждым разом смерти боюсь меньше.
Ты верующий человек?
Ты знаешь, нет. Я перестал верить. Я очень хотел, искренне хотел, но, не буду лукавить, я люблю правду. В неизвестность я не верю.
То есть ты атеист?
Атеист, да. Я уважаю религию, это история наша, это культура, но у меня свой на нее взгляд. Мне кажется, вера – это несколько пассивное состояние.
А почему ты разочаровался?
Поначалу это были какие-то формальные вещи, чисто внешние несоответствия, опять же, тому что декларируется в писании.
Поконкретней?
Ну, самое главное, что человек – это мошка. Что только Господь знает один. Ну если говорить даже о Боге...
Это гордыня твоя.
Нет, это не гордыня. Как говорил академик Гинзбург: «После того, как народ измерил массу атома водорода, Господь переместился за сингулярность». То есть, если он есть, то он есть там, где пока еще непонятно. Но тогда об этом не имеет смысла ни говорить, ни думать, потому что ты тогда просто время зря теряешь. Я верю в человека, в эволюцию. Верю в разум, в здравый смысл.
А в высшее начало не веришь?
А нет смысла. Оно уже было, состоялось и вот мы, благодаря ему.
А что высшее начало для тебя?
Это человек, его разум.
Атомы, физика, молекулы, материя?
Конечно, причем материя – это настолько глубоко, что даже мысли могут быть материальными. Просто мы до такой материи еще не докопались. Ученые ее сейчас назвали темной материей, а я, представляешь, в 80-е годы называл светлой.
То есть все равно веришь в некую высшую силу?
Нет, не высшую. В квантовые законы. А высшая сила находится внутри каждого человека. Вне человека – нет. Если все люди вымрут, то никакой духовной силы не останется. Носителем культуры, духовной силы и вообще всего на свете является человек. И поэтому культура везде разная. Люди пытаются спорить даже внутри христианства. Например, наш новый патриарх Кирилл, он, например, человек более прогрессивных взглядов, и я знаю, что он идет на сближение с католической церковью. Все-таки есть какие-то общечеловеческие ценности.
А детей-то как ты воспитываешь?
Ну как... Христианство – это потрясаюшее совершенно, там есть что взять, но это учение, и я знаком с ним, оно мне нравится. Я, например, Иисуса считаю одним из первых реформаторов тоталитарного режима.
А тебе не страшно без веры жить?
Нет, конечно, наоборот, все страхи и паранойя кончились. Я знаю, что надеяться можно только на себя. Надеемся только на «крепость рук, на руки друга и вбитый крюк, и молимся, чтобы страховка не подвела». А что молиться? Надо вбить ее просто так, чтобы она уж точно не подвела. На авось ничего не надо делать. Вот элемент веры позволяет людям делать на авось. И это очень плохо. Вот обрати внимание на монтаж фильмов голливудских – там, согласись, не существует понятия мелочи. Одно наше произведение, записанное здесь, очень качественно, по всем правилам международным, мы отослали одному из лучших микс-инженеров, котороый делал миксы для U2. Когда мы послушали то, что он нам прислал, мы все выпали в осадок. Это было невероятное какое-то превращение звука. И тогда мы поняли, что нет мелочей, что все имеет значение. Это культура, и это придет к нам со временем.
Чтобы это обсудить, одного разговора не хватит.
Это эволюция, все впереди, потому что наши дети уже лучше нас. Как минимум, образованнее. Я смотрю на себя – вот что я был в 26 лет? Ну, в чем-то я лучше был, конечно, а в чем-то мой сын меня давно уже опередил. В плане образования, в плане взгядов на жизнь и на вселенную, он, конечно, очень образованный парень. Уже читает лекции.
Я так не думаю. И вот почему: они не прошли по такому сложному пути, как мы, когда можно упасть и не подняться. Мы же жили в двух разных странах, даже в двух разных системах координат и оказались на чудовищном совершенно изломе.
Я все-таки думаю, что нам повезло, потому что мы в советские времена успели заработать себе имя. Все-таки мы вышли в мир свободного капитала уже с брендом своим.
МОЙ КОММЕНТАРИЙ К МАТЕРИАЛУ:
Читаю и слушаю. И подпеваю.
А потому что привокзальные тулюеты усть-задрыпенской улошной архитяктуры, пардон, политические блоги - просто надаели!
Чиво там читать, тьфу, писать???!!!
Сплюнуть и сходить под ближайшие кусты.
И себе облегчение, и природе подкормка.



