За цыгана выйду замуж, хоть родная мать убей!

[turaru]

Андрей Ашкеров: Зимний политический пейзаж на фоне протеста

Декабрьский протест 11 года представляет собой логическое завершение цикла. Это вовсе не «оранжад» по-русски. Это движение, которое, не имея новых представителей, будет способствовать только одному – конвертации экономических активов бывших комсомольцев и деятелей НТТМ в политические. Процесс, о котором идёт речь, мог случиться гораздо раньше и с другими участниками. Его политическим лидером и «аятоллой» мог стать Михаил Ходорковский. Его арест притормозил процесс почти на десятилетие. Теперь дело вполне может решиться без него.

Приход в политику Прохорова означает не просто противопоставление «своего» олигарха «чужому». Он означает, что другой кадровой модели воспроизводства политической системы, кроме как приглашение НТТМщиков больше не существует. Мы присутствуем при закате систем «власти», рекрутированной из «конторских» кадров. И при рождении системы купеческой власти, нравы которой были отчасти предугаданы, а отчасти - запрограммированы фильмом «Жестокий романс» Эльдара Рязанова. Купеческая тусовка во главе с Михалковым-Паратовым были эстетическим предвестием кооператоров девяностых. Стилистические разногласия интеллигенции с советской властью оформились тогда не на уровне смутного неприятия, а в виде готового эстетического ответа.

Ответом стал купеческий духан.

Духан был скроен по модели интеллигентского метания из будуара в молельню с той лишь поправкой, что молельня с будуаром стали одним помещением – этакой банькой с иконостасом и альтарём. Рязанов был, конечно, выдающимся трендсеттером – и в духе советской официальной народности – быстренько указал эволюцию интеллигентских мечтаний-притязаний. Из этого вот простого желания интеллигенции стать мелкой буржуазией родились кооперативы и центра НТТМ. Интеллигенция по пути к своей цели издохла, превратившись сначала в бюджетников, а потом и вовсе в деклассированных пенсионеров. А нттмщики стали вертикалью власти, которую - чуть она пошатнулась – готовы возглавить.

И как тут не сравнить Россию с шубой, бросаемой под ноги. Только не под ноги какой-нибудь Ларисы Дмитриевны: Лариса Дмитриевна - сказка, придуманная для лохов-карандышевых. Себе под ноги бросить шубку. И твёрдо ступить по ней сапогом из змеи-медянки, стилизованным под кирзу.

* * *

Только ленивый не обсуждал, является ли Прохоров проектом Кремля. Сам Прохоров остроумно ответил, что это Кремль – его проект.

В прохоровских словах больше правды, чем кажется. Обыватель деятельность Путина к делу Ходорковского: раньше оно воспринималось как торжество справедливости, сегодня торжество справедливости кажется требование «Ходорковский должен быть отпущен!». В действительности история с Ходорковским – досадный прокол, связанный с курсом по отдалению олигархата от публичной политики. Путин не хотел, чтобы олигархи выступали политическими кукловодами, как Березовский и Гусинский действовавшими через подручные им СМИ. Однако по мере того, как олигархи переставали быть кукловодами, олигархическая система только набирала очки.

Именно путинизм сделал олигархическую систему – фигурой умолчания. С одной стороны, упоминание олигархии превратилось в пресную банальность, слишком расхож, чтобы быть правдой. С другой – это упоминание явилось главным предметом конспирологии, которая, как известно, слишком обращена к тайнам, которые лежит в глубине, чтобы не замечать тайн, которые лежит на поверхности. В любом случае олигархическая система не была «ограничена» – Путин не изобрёл никакой «опричнины», которая находилась бы вне этой системы. Наоборот: патриотическая солидарность стала предметом стяжательства, а партия власти – местом встречи номенклатуры и олигархии.

Вопреки представлениям о том, что собственность в России – функция от власти, можно констатировать – именно капитал у нас то, что связывает людей, мотивирует их, измеряет неизмеримое, служит зеркалом, через которое они убеждаются в собственной реальности, и проч. Одновременно капитал служит живительной силой, причинным механизмом и системой полумистических объяснений. Система госкапитализма не только не преодолела олигархическую систему, но превратила государство в инфраструктуру, где капиталу досталась роль суверена. И как только этот процесс закончился, Путин стал не нужен.

Новый, – а не косметически подновлённый, - Путин возможен только в том случае, если его третье президентство будет содержать какую-то программу пересмотра итогов приватизации. В пересмотре итогов приватизации – единственно возможное противоядие как от коррупции, так и от кризиса политической системы.

* * *

Бессмысленно рассуждать, что у нас первично: капитал или власть, ибо они всегда образуют гибрид.

За последние двенадцать лет этот гибрид развился настолько, что настало время нового противостояния. В 2011 году капитал на наших глазах обрёл персональное воплощение – им стал Михаил Дмитриевич Прохоров. Прохоров превратил капитал из фактора в участника публичной политики. И не только. Ещё Прохоров предъявил права капитала на то, чтобы учить человека человечности.

Этот замысел – дидактический. Когда капитал выступает учителем жизни, миллиардер становится символом матёрой человечности – «се человек». Угловатая непосредственность, поволока в глазах, мешковатые костюмы, сбивчивая речь про то, чем хорошее отличается от плохого – как тут могло не приклеится слово «чувак»?

Любопытная при этом генеалогия героя, персонифицировавшего капитал. Но генеалогия не в смысле генеалогического древа с именами-фамилиями предков, развешанными, как птички на ветке. Скорее, генеалогия социальных ролей. Эти роли обнаруживаются у предков и наследуются потомками. Так, например, дедушка Михаила Дмитриевича был типичный национальный кадр: член ВКП (б) с 1920 года, он по путевке ЦК ВКП (б) в июле 1934 года прибывает в ДАССР на должность Наркома здравоохранения.

В ролевом плане с Михаилом произошло, скорее всего, нечто подобное. Перевалив за 25-летний рубеж, он успел побывать даже членом КПСС. Уже из этого факта следует, что он прошёл все нужные для этого ступени посвящения.

Дальнейшая судьба – именно что назначение. Отправка на ответственную работу. В такой свербюрократизированной системе, как советская, решение о конвертации власти в собственность не могло не быть «административно-командным».

И для выполнения этого решения нужны были специальные люди (ситуация, хорошо известная со времён сталинских кадровых «призывов» после чисток). Прохоров, безусловно, входил в число молодых назначенцев «из числа молодых» – по комсомольской линии. Из этих-то личинок и появились олигархи – те, кто, конечно, прошёл «весь путь испытаний и борьбы».

* * *

Прохоровская грация – медвежья, но он символический антипод грузнопузого Медведя, символа «Единой России».

Медведь ЕР – нисколько не антропоморфен. Само название ЕР – лишь заменитель медвежьего имени (слово «медведь» – иносказание, которое называет то, что табуировано и называть нельзя). Медведь властен и за этой властностью – могущество тотемного животного. Он не похож на человека, это человек, как предполагается, похож на него. В отношении «копия – образец», именно мифологический Медведь – образец звериного начала.

Звериное начало не просто укрылось в человеке, но предшествует в человеческому началу. Больше того – во власти медвежьей природы приостановить действие человеческого в человеке и не просто остановить, а обернуть человеческое – звериным. В этом превращении – могущество Медведя-оборотня. Всё, что есть звериного в звере он способен выдать за человеческое. Всё, что есть человеческого в человеке он может поставить под вопрос и «обнулить».

Выбрав архетип Медведя, авторы символики «Единой России» сознательно или бессознательно подчеркнули, что партия – особые люди, отдельные от остальных и только имитирующие сходство с ними. По отношению к остальному обществу партия – тотем, то есть класс явлений, который, оставаясь неназванным, даёт всему имя. Объединив партию и тотемную классификацию, образ медведя и название политического объединения, создатели партийного логотипа сделали чуть ли не очевидным, что медвежий миф в России – это рассказ о начальниках и начальстве. Этот выбор проявился впоследствии и в ситуации с фамилией преемника Путина.

Возвращаясь к Прохорову, отметим, что он – несмотря на медвежью повадку и имя – воспроизводит код героя «Обыкновенного чуда» Евгения Шварца. Всем своим видом он показывает, что не хочет превращаться в медведя. Той же цели служат и его заявления относительно того, что у него всё есть, а значит не нужно использовать власть для воровства. «Не буду оборотнем!», - читается за этими словами.

Заклятье героя шварцевской сказки – не просто фабула романтической истории. Это заклятие человека, попадающего в систему русской власти.

Попадая в неё, становятся «медведями», то есть делают ставку на вероломство ради вероломства и на порядок, который неотличим от него. Прохоров пытается нарушить это правило, а нарушив – взломать и весь код начальственного перерождения. Однако местная культура такова, что в человеке, не желающем становится медведем-начальником, с лёгкостью проступают черты прирученного и очеловеченного «топтыгина». Избежать медвежьей участи может лишь тот, кто уже является медведем.

* * *

Программа Прохорова вся, словно женщина, которую он так для себя и не нашёл, состоит из слабых и сырых мест.

Предварительный её вариант выполнен на противопоставлении Прохорова Путину. Прохоров пытается стать новым Путиным. Попутно Прохорову приходится доказывать, что Путин застрял во «вчера». Однако застревать во «вчера» не входит в планы Путина, наоборот – ему выгодно до какого-то момента прикидываться «устаревшим», на этом фоне будут выигрышно смотреться любые его тактические находки. Фактически Прохоров осуществляет модель новодела, хорошо знакомая по архитектурной практике лужковской поры: «Сделаем то же самое, только лучше». В результате оказывается, что новодел: во-первых, разрушает образец, во-вторых, устаревает ещё до момента осуществления, в-третьих, напрочь отрицает возможность нового, ибо живёт за её счёт; в-четвёртых, исключает создание альтернативного образца и их конкуренцию образцов друг с другом.

Мода выступает в качестве смыслового поля и центрального понятия прохоровской идеологии, которая делается модными журналистами модных же изданий и телепрограмм («Хотим быть модной страной», нужно определять тренды, нужно «быть хэдлайнером» и т.д.). В этом есть некоторая новация, если бы это понимали те, кто стоит у её истоков. Вместо это мы слышим заявления о том, что «Хотим как Обама». То есть раздаётся, конечно, «Мы это можем», но каждое слово в этой фразе – калька и заимствование. (Кстати, неизвестно ещё, окажется ли эффективна старая находка для самого Обамы при переизбрании на второй срок).

Признавать и в политике есть мода – банальность, считать, что политика исчерпывается модой – абсурд. Кампания Прохорова ведётся, будто это так. Вопреки распространённому представлению, мода не создаёт новое, а ограничивает спрос на него. При этом в качестве нового выступает «хорошо забытое старое». Отсюда следует, что мода не только управляет спросом на новое, но и тщательно поддерживает спрос на забвение. Забвению подвергается не что-то старое, а несостоявшееся новое – фактически это поколения в возрасте меньше 45. Сам Прохоров перевалил за это возрастной рубеж, но, подобно другим представителям своего поколения, играет роль молодёжи по призванию и профессии. Действуя от имени тех, кто моложе, поколение сорока- и пятидесятилетних в наименьшей степени заинтересованы, чтобы более молодые действовали бы сами.

* * *

В продолжении прохоровской программы радует только название – «настоящее будущее». Однако и оно перечёркивается призывом к «осмыслению», «преданию гласности», «адекватной оценке» событий прошлого – прежде всего советского. В этих формулировках хорошо чувствуется стиль перестроечного ренегатства им. Александра Николаевича Яковлева.

Их суть в унаследованном из 90-х годов призыве к покаянию. Помимо этого в программе есть и другой мотив: реформа, а точнее, фактическая ликвидация госкорпораций, которые должны будут избавиться от непрофильных активов, а затем приватизированы, - чтобы наполнить деньгами Пенсионный фонд. Присутствуют в программе и протекционистские сюжеты, связанные с тем, чтобы закрыть укрупнить регионы, закрыть границы со Средней Азией и объединением с ЕС. Политические требования во многом воспроизводят предложения Медведева, касающиеся уведомительного характера регистрации партий и введения графы «против всех».

То, что, как было сказано, программа Прохорова состоит из слабых и сырых мест, нисколько её не портит. Дело в том, что вся прохоровская кампания в целом основана не на вбросе смыслов, - это уж точно! - а на превращении мемов в язык нового официоза. Так бронзовеет эпоха хипстеров. То, что к Прохорову легко приклеивается слово «чувак», и это вызывает у кого-то сладкий трепет уважения, говорит о наступающей эпохе даже больше, чем она хотела бы сказать. Она вообще относится к словам как отговоркам. Но «отговариваясь» словами, эта эпоха пробалтывается о себе. Сегодня, например, уже нелепо думать, будто слово – самый долговечный материал, как свято верила в это наследница царственной классики Ахматова.

Но и идеи в программе кандидата Прохорова относятся к числу тех, которыми отговариваются. «Хэдлайнер», «классная», «модная» и прочие такие словечки, как попало пришпиленные к разным контекстам, свидетельствуют об одном: модернизация сводится к усвоению нового жаргона. Секретарша Верочка из «Служебного романа» с таким же восторженным остервенением произносила слово «шузы», а её предшественница – Элка-Людоедка – слово «знаменито».

Отсюда

© Назло кондуктору возьму билет и не не поеду!