←Помощь блоггеру→
Александр Роднянский
В: Когда состоится российское кино?
О: Когда «Бумажный солдат» станет «Терминатором».
Один молодой продюсер дал мне посмотреть пока еще не завершенный, но как продукт уже очевидный фильм молодого режиссера. Рассчитывал продюсер на любые советы-рекомендации по спасению своего положения и был в состоянии, близком к нервному срыву: он оказался не готов столкнуться с таким режиссерским цинизмом. Материал представлял собой немотивированный разгул авторского эго, никак не предполагающий вообще какой-либо зрительской включенности. Что подтвердили не только все прокатчики и телеканалы, но даже и фестивали. По уму, так за подобные кунштюки в развитых киноиндустриях лишают права постановки лет этак на пять. У нас же все происходит иначе: скоро выяснилось, что несколько экспертов в области кинематографа страстно поддерживают показанный мне фильмоматериал.
У нас не надо быть режиссером. Не надо быть профессионалом. Не надо создавать нечто, что может заинтересовать хоть какой-то сегмент аудитории. У нас презумпция авторства. Любой акт авторского самовыражения, любое дуновение внутри не замутненного профессиональными обязательствами авторского «я» будет поддержано «культурным» сообществом.
Если благосклонная статья в «Нью-йоркере» или «Нью-Йорк таймс» почти автоматически влечет за собой увеличение сборов фильма, то у нас конгруэнтные СМИ своим положительным отзывом будто дают команду к зрительскому бойкоту. Телеканалы взывают к национальной гордости великороссов, победно трубя об успехах фильма Х в Венеции, либо Канне, либо Локарно, а зритель национальную гордость предпочитает испытывать на расстоянии от фильма, давшего для нее повод. Отсюда приближающиеся к недоразумению сборы «Шультеса» – при оглушительном успехе у нишевой критики – и кассовый кошмар «Груза 200», вокруг которого разразилось столько критических ссор...
Но в нашем кино зрительские – или просто человеческие – ожидания фатально разошлись с устремлениями автора и его «обожателей». Мы по-прежнему существуем внутри оппозиции «авторское – зрительское», причем прошу в этой оппозиции воспринимать тире как минус: зрительское для нас всегда означает вычитание авторской, так сказать, высокохудожественной составляющей. В то время как в развитых – то есть удовлетворяющих вкусам разных зрительских страт – кинематографиях давно обосновалась конвергенция. Отсюда и органически единые культурные явления вроде Альфонсо Куарона, снимающего и «Дитя человеческое», и «Гарри Поттера», который характеризуется тем же авторским взглядом, той же изобразительной насыщенностью. Или у Гильермо дель Торо – «Лабиринт фавна» и «Хеллбой» с исключительной визуальностью и режиссерской изобретательностью последнего. Ни в одном из «зрительских» продуктов этих режиссеров не делаются никакие скидки, не производится уценка искусства ради «повышения продаж», нет никаких уступок «низким вкусам масс». Наоборот: в «Гарри Поттере» действуют вполне полноценные характеры, и все говорит о сложности мира, а изображение в «Хеллбое» восходит едва ли не к Рембрандту.
Я уж не говорю о Кристофере Нолане – звезде, взошедшей на небосклоне арт-хауса. Это именно он сделал последний фильм о Бэтмене. И его «Темный рыцарь» говорит о сегодняшней Америке больше, аргументированнее и жестче, чем «независимые», снимающие свое кино прямо на улицах. Именно такого рода конвергенцией и объясняется позиция автора статьи Movie Magic: When Bigger is Better («Магия кино: когда больше значит лучше») из журнала «Тайм», подводящей итоги американского киногода. Он констатирует, что в независимом кино в этом году не произошло таких прорывов в освоении реальности, как в прошлом с «Джуно», а в позапрошлом с «Маленькой мисс Саншайн». Зато кино мэйджорское, созданное на крупных киностудиях с бюджетами, впечатляющими наповал, отважно и новаторски заявляло, сколь болезненна и хрупка грань между патологией и нормой, между преступлением и законопослушанием, между социумом и privacy, в конце концов. И при этом граждане мэйджоры азартно рассказывали увлекательные и волнующие истории...
А в это время меня приглашают выступить в один продвинутый киноклуб. Я, польщенный, прихожу, вижу там молодых образованных людей, которые хотели бы профессионально заниматься кино. И говорю им, что, по-моему, дело кинематографа рассказывать увлекательные и волнующие истории. А одна девушка спрашивает меня растерянно: «А как же искусство?..» Ну как же мне объяснить ей, что рассказывать увлекательные и волнующие истории – это искусство! Для нее здесь непримиримая оппозиция: увлекательное и волнующее не может быть искусством. Искусством для нее, образованной девушки, может быть лишь нечто медленное, холодное, мессиански-патетическое... И, видимо, от моих слов она испытала чувство, пережитое однажды А. Ю. Германом. Он рассказывал, как показал свою «Проверку на дорогах» в Голливуде и как потом кто-то из голливудцев, познакомившись с ним, припомнил: «Ну как же, как же! Вы тот самый режиссер, у которого автомат вращается! Браво!» Голливудец-профессионал отметил для себя лишь блестящую в своем реализме деталь – когда раскаленный стрельбой автомат падает в снег и по закону физики шипит и вращается. А Герман показывал американским коллегам великий русский фильм...
Именно из-за этого комплекса один мой знакомый, образованный человек широких культурных взглядов, успешный бизнесмен, и формулирует лозунг: «Хочешь денег – будь банкиром». В смысле: тот, кто хочет в нашей стране профессионально заниматься кино, продюсировать его или инвестировать в него, должен оставить надежду на заработок. И знакомые, так сказать, олигархи всеми средствами подчеркивают свою практичность – неспособность «развестись» на кино, при том, что они назубок знают всех наших актуальных киноавторов. Бизнес точно знает, что хороший тон в России – это делать «Бумажного солдата» и только «Бумажного солдата». Но он, бизнес, реалист и не намерен терять на «Бумажном солдате».
И знакомых олигархов можно понять. Я и сам задаю вопрос молодым продюсерам, имеющим дело с молодыми режиссерами, которые уже создали критически прославленные фильмы: «А ваши режиссеры правда не хотят, чтобы их фильмы смотрели?»
Вполне понятно, когда один из ведущих наших критиков пишет с интонацией некоторого даже обличения: в советское время не Тарковский был кумиром итээровца-интеллигента, на самом деле советский интеллигент любил Рязанова. И, замечу от себя, преданно: недаром же одни и те же его фильмы по семь раз в год по ТВ показываем, и все с неувядающим успехом. Но для критика-эксперта тут кроется основание для разочарования: он привык к своей, критика, роли, которая сложилась в то же время, что и дар Рязанова. И это был критик, который защищал свободное проявление Художника от бездушности и нивелирующей серости госмашины. И защищал таким образом хоть какое-то биение-проявление индивидуальности. Но машина государственного идеологического кинематографа давно грохнулась, а критик на автопилоте все исполняет свои защитные функции, правда, теперь он защищает... кино от киноиндустрии.
Хотя умная индустрия – умная, то есть помнящая и аттракционную, зрелищную, на миллионы глаз рассчитанную природу кино, – охотно и радостно усваивает находки киноавторов и стремится к сотрудничеству с ними. Умная индустрия точно знает, что ее продукт обязан быть разно-образным – и поэтому собственно арт-хаус внутри нее вовсе не чахнет. Все это нерепрезентативно для наших киноэкспертов – поэтому с таким трудом и распознаются попытки создать у нас кинематограф, который может быть востребован миллионами. Миллионами, но людей. Вот это последнее особенно у нас не в чести. Культурное сообщество не доверит глупой аудитории судить о ценности фильма рублем. И оно не готово к созданию самостоятельной индустрии, которая не ходит с поклоном к единственному госпродюсеру, назначенному наверху.
Вот незабываемое из личной биографии. Я был на фестивале в Нью-Йорке, скромном, университетском. Встретился с его директором, мы вместе ужинали. После ужина директор и его жена предложили мне пойти в кино. И мы пошли. И пошли не на высочайшее произведение искусства, достойное посещения профессора одного из лучших университетов мира, нет. Мы пошли на только что вышедшего тогда второго, кажется, «Терминатора». Потому что профессор совсем без нервов отдавал себе отчет в том, что «Терминатор», «бездушный продукт американской киноиндустрии» – такое же приложение художнической изобретательности, как и «высокое» киноискусство. Он был толерантен к «не-высокому».
Пока мы не начнем испытывать ту же толерантность, наше кино не состоится.
А сейчас и вообще висит на волоске. И очень мало людей, осознающих, до какой степени в принципе эфемерно существование отечественного кинематографа и что исчезнуть он может ровно в ту секунду, когда государство решит наконец сэкономить, а телеканалы ввиду жестких кризисных реалий закончат играть в кино-игрушки. И нам придется смириться с румынскими прокатными пропорциями – когда в кинотеатрах 97 % голливудской продукции, а 3 % – воспетых критикой и мировым фестивальным движением отечественных кинопроизведений. А ведь это подлинная культурная драма. Поскольку большое кино – инструмент культурной идентификации народов, именно оно дает им возможность почувствовать «дыхание единого племени».
И оно есть во всех странах мира, в которых в принципе есть собственная кинематография. И у нас, когда оно появляется, в ответ возникает зрительский энтузиазм. Так было и с «Дозорами», и с «Адмиралом», и с «9 ротой». Я знаю это по собственному опыту: по количеству интернет-упоминаний в статьях, в блогах наш «Обитаемый остров» опережал даже газовый конфликт с Украиной, «вышедший в прокат» тогда же.
Хотелось бы считать этот прецедент... хеппи-эндом хотя бы вот этого текста.
ОТСЮДА
МОЙ КОММЕНТАРИЙ К МАТЕРИАЛУ БУДЕТ ЦИТАТОЙ ИЗ ЛЮБИМОГО ПИСАТЕЛЯ:
Ц а р е в. Насчет чего? (Задумывается.) Насчет попов, что-нибудь сильно антирелигиозное. А то знаешь, попы нам все время палки в колеса ставят. Можно?
Т а р а с о в. Можно. (Мгновенно поет.)
Стоит поп у ворот
Удивляется,
Что народ не несет
Ему яйца.
Ц а р е в (в восторге). Ах ты, туды твою! (Матери.) Я извиняюсь, не удержался. (Тарасову.) Как тебя звать?..
Валентин Катаев: Поэт. Сценарий
salatau
Кстати: МЕСТОВ НЕТ!