Сергей Говорухин: Сто сорок лет одиночества

[turaru]

От автора

Я родился 1 сентября 1961 года в Харькове. В двухмесячном возрасте был вывезен в Казань, где в дальнейшем прошли мое детство, отрочество и юность. Однако сам факт рождения в европейском городе Харькове оставил неизгладимый след в моей душе. С тех пор меня неотвратимо влекла Европа.

Пробыв три дня в Греции, два дня в Германии и неделю в Израиле, полностью исчерпал интерес к европейскому образу жизни. С тех пор принимаю свою родину такой, какая она есть. То есть не принимаю совсем.

В 1978 году с горем пополам закончил среднюю школу, после чего, как ни парадоксально, поступил на факультет журналистики Казанского университета. В то время мне еще было невдомек, что рано или поздно, а точнее, во время выборов нового президента России, журналисты сумеют убедительно доказать, что вопреки сложившемуся мнению именно журналистика является первой древнейшей профессией в мире, и, скорее неосознанно, я оставил университет, попеременно работая сторожем, лаборантом, грузчиком.

Два года отслужил в Советской армии, куда призывался с самыми благородными намерениями, а демобилизовался с чувством глубочайшего отвращения.

В 1982 году поступил на заочное отделение сценарного факультета ВГИКа, где в течение шести лет у нас отбивали малейшее желание писать, хотя выданные по окончании дипломы красноречиво свидетельствовали о том, что отныне мы являемся литературными работниками. Не понимая, как можно быть работником в литературе, работал сварщиком, монтажником, прорабом, старателем на Севере.

В 1991 году в паузах между героической обороной Белого дома открыл строительную фирму, которой руковожу поныне, испытывая чувство глухого раздражения от предпринимательской деятельности и стыда за оборону Белого дома.

Член Союза писателей и Союза кинематографистов России.

Академик Общероссийской академии кинематографических искусств “Ника”, если к этому, в принципе, можно относиться всерьез.

Автор сборника прозы “Мутный материк” и ряда публикаций в центральной прессе и журналах.

С 1994 по 2002 год в качестве кинодокументалиста работал в зонах боевых действий в Таджикистане, Чечне, Афганистане и Югославии. Участвовал в двадцати боевых и трех специальных операциях. Удостоен нескольких боевых наград.

В 1995 году был ранен в Чечне, вследствие чего лишился ноги и веры в человечество.

В 1998 году дебютировал полнометражным художественно-публицистическим фильмом “Прокляты и забыты” (совместно с Инной Ванеевой) о современных войнах России.

Фильм удостоен Гран-при на 9-м фестивале неигрового кино “Россия” и премии “Ника” Российской академии киноискусств. Был выдвинут на соискание Государственной премии в области литературы и искусства за 1999 год.

В результате премию получил Никита Михалков, который на нее вообще не номинировался. И хотя правительство лишило меня публичной возможности отказаться от премии, я перестал отчаиваться после того, как Михалков назвал президента “Ваше Высокопревосходительство”, поскольку понял, что мне так все равно не сыграть.

В 2001 году на киностудии “Мосфильм” закончил картину “Сочинение на уходящую тему” об уходящей эпохе и том чудовищном мелкотемье, которое идет ей на смену. Был удостоен Премии города Москвы в области литературы и искусства.

Являюсь счастливым обладателем двух сыновей: Станислава и Василия, двенадцати и четырех лет.

Мать: Юнона Карева — мастер курса Казанского театрального училища, без преувеличения, выдающийся режиссер-педагог. Самый талантливый из режиссеров в нашей до оскомины режиссерской семье. Первый друг и учитель на всю жизнь. Одним словом, мама...

Жена Вера с ростом и внешностью топ-модели обладает абсолютно противоположными качествами: добра, умна и не лишена способностей. Это настораживает.

Отец: Станислав Говорухин — политик, режиссер, художник, артист, сценарист, альпинист, скульптор-монументалист и т.д.

Жить и умереть хотел бы в Москве. Предпочтительно от старости. Мечтаю стать лауреатом Нобелевской премии, поправив тем самым свое финансовое положение.

С детства твердо запомнил одно: спросят с тебя. С тем и живу.

Прислушиваюсь к боли в печени. Или почках. Знать бы еще, где что расположено. Это впервые.

Болит глазной нерв. Это давно.

И еще что-то внутри. Много лет. Это до конца.

Я не старый — уставший. Замкнувший сам себя.

Пережил ли я себя? Вряд ли. Просто ушло мое время. А я остался.

Сквозь меня прошли люди и ушли навсегда. А я по-прежнему гляжу им вслед...

Сегодня мне предложили погадать по руке. Зачем? Я не хочу знать, сколько мне предначертано. Это ничего не изменит для человека, оставшегося в прошлом.

С улицы доносятся звуки совершенно посторонней жизни. Я не могу жить среди этих звуков. И не жить не могу.

Я не могу идти в ногу со временем. Может, потому, что у меня одна нога. А другая осталась на войне. Сначала казалось: нога, а вышло, что весь я остался там...

Что это: война? Почему каждый день, желая того или нет, ты возвращаешься в пронизываемые ветрами руины сожженного города, в раскатанную гусеницами февральскую грязь, куда с коротким свистом падают одиночные мины и сыпет с неба черный пороховой снег...

Втаптываемые тяжелыми армейскими ботинками, хрустят и жалобно позвякивают под ногами пулеметные гильзы, а звуки далекой канонады наполняют тебя не страхом, а состоянием привычного душевного равновесия...

Вероятно, потому, что война — всегда война. И в прошлом, и в настоящем. Меняются цели, совершенствуется вооружение, а солдаты продолжают жить и воевать по первозданным законам: за разорванного противопехотной миной лейтенанта, за высоту, которую надо взять ценой любых потерь, потому что если ее не взять сегодня — завтра потери будут еще больше, за родину, отказавшуюся от своих солдат...

Родина отказывается от солдат, а они продолжают воевать без знамен, без святой правды — за последнюю, оставленную товарищем затяжку, за поделенный на двоих глоток теплой водки, за что-то, обретенное только здесь, на дне холодного, заливаемого дождями окопа, под перечеркнутым трассерами чужим небом...

И это что-то, не передаваемое словами, остается с тобой на всю жизнь, до последнего дыхания как самое главное и неизбывное. Потому что, как ни противоестественно, но здесь ты был счастлив. Может быть, единственный раз.

Так и жил: от войны до войны. От командировки до командировки. От страха и неустроенности этой жизни до той высоты, к которой шел с высоко поднятой головой, держа руку на предохранителе автомата...

На моем столе фотография совершенно чужих людей. Я купил ее на блошином рынке за пятнадцать рублей.

— Эти люди — кто они? — спросил я у совершенно спившегося человека.

Фотография лежала на земле среди стоптанных ботинок, перелицованного пиджака и десятка грампластинок.

— Не знаю, — соврал он. — Не мое это... ( Читать далее...)